p4hshok

Эта крылатая самка муравья-листореза (см. Leafcutter ant) Atta texana против своей воли превратилась в пассажирский самолет, на борту которого находятся два мирмекофильных таракана Attaphila fungicola (муравьелюб техасский). Эти маленькие нахлебники путешествуют вместе с крылатыми особями, чтобы проникнуть в соседние гнезда муравьев-листорезов и поселиться в их грибных садах. С теми же целями к услугам муравьиных «авиалиний» прибегают и некоторые виды мирмекофильных пауков. А иногда крылатые самки муравьев прихватывают в брачный полет и собственных рабочих.

Лёт муравьев — это большое событие для всей природы. Десятки тысяч муравьиных самцов и самок, поднявшихся в воздух, чтобы основать новые гнёзда, служат лакомством для птиц, рыб и множества других животных. Но некоторые виды используют крылатых муравьев в другом качестве — как бесплатный транспорт. Один из таких видов — таракан A. fungicola, обитающий в гнездах тропических муравьев-листорезов рода Atta. В дождевом лесу можно видеть, как вереницы этих муравьев деловито снуют по своим тропинкам, подняв над головой, как зеленое знамя, аккуратно отрезанные кусочки листьев. В гнезде листовые обрезки пережевываются муравьями до состояния однородной массы, которая служит субстратом для выращивания питательного гриба. Собственно, в грибных галереях тараканы A. fungicola и живут, подъедая насаждения своих хозяев.

Таракан A. fungicola в грибной плантации муравьев-листорезов. Фото © Alex Wild с сайта alexanderwild.com

Тараканы A. fungicola бескрылы, отличаются повышенной волосатостью и имеют укороченные антенны и церки — чтобы муравьи в случае чего не смогли бы за них схватиться. Максимальный размер тараканов-нахлебников не превышает 3,5 мм, так что они прекрасно размещаются на гораздо более крупных крылатых самках Atta (на самцах они путешествуют неохотно). Удерживаться на муравьях тараканам помогают увеличенные аролии — непарные присоски между коготками лапок. Эксперименты показали, что тараканы A. fungicola не поселяются во вновь основанных гнездах — они покидают своих перевозчиков раньше. Дело в том, что большая часть колоний, заложенных молодыми самками, погибает, и связывать с ними свою судьбу было бы слишком опрометчиво. Поэтому тараканы, оставив позади свой прежний дом и преодолев на спине самки значительную дистанцию, заползают в другие уже существующие гнезда.

К аналогичной тактике прибегают и пауки-коринниды Attacobius. Они тоже живут в гнездах муравьев-листорезов Atta, но, в отличие от сравнительно безвредных тараканов, представляют собой гораздо более зловещих постояльцев. Эти пауки ездят по колонии верхом прямо на голове рабочих и питаются муравьиным расплодом (яйцами, личинками, куколками), иногда выхватывая личинок прямо из челюстей муравьев-нянек. Но когда дело доходит до переселения, пауки поступают так же, как и тараканы, то есть взбираются на крылатых самок. При этом они тоже предпочитают проникать в уже функционирующие колонии по соседству, а не оставаться с самками-основательницами.

Вверху — паук Attacobius attarurn на голове у рабочей особи муравья-листореза Atta sexdens. Рисунок из статьи M. Erthal, A. Tonhasca, 2006. Attacobius attarurn Spiders (Corinnidae): Myrmecophilous Predators of Immature Forms of the Leaf‐Cutting Ant Atta sexdens (Formicidae). Внизу — паук Attacobius luederwaldti на крылатой самке (слева) и самце (справа) муравья-листореза Atta bisphaerica. Фото из статьи K. Ichinose et al., 2004. Winged leaf‐cutting ants on nuptial flights used as transport by Attacobius spiders for dispersal

Впрочем, муравьи иногда занимаются «авиаперевозками» и в собственных целях. Например, крылатые самки тех же муравьев-листорезов Atta берут с собой в брачный полет небольшие кусочки грибного мицелия из материнской колонии. Они перевозят их в так называемой инфрабуккальной (подротовой) полости, которая представляет собой слепой вырост глотки. А самки термитофильных муравьев Carebara vidua и вовсе могут прокатить на себе несколько рабочих особей. Это не слишком тяжелая ноша, поскольку у Carebara разрыв в размерах между рабочими и царицами может достигать рекордных показателей: иногда по массе они отличаются в 4000 раз! Миниатюрность рабочих особей Carebara вполне объяснима, ведь гнездо этих муравьев располагается в термитниках, и они должны сновать между термитами, не привлекая их внимания. Соответственно, яйца самки откладывают также крошечные. Основательнице колонии было бы тяжело одной заботиться о таком потомстве — это как если бы бегемоту пришлось выкармливать детенышей размером с мышь. Вот поэтому самка и берет с собой помощников. Однако скептики полагают, что рабочие особи отправляются в полет по ошибке и особой пользы не приносят — просто в возбуждении перед летом они цепляются за любые предметы, включая крылатых самок.

Крылатая самка Carebara vidua с прицепившимися к ней рабочими особями того же вида. Рисунок с сайта tapatalk.com

Фото © Alex Wild с сайта alexanderwild.com.

Александр Храмов http://elementy.ru/kartinka_dnya/791/Muravinye_avialinii

На фото птенцы чатемских альбатросов (Thalassarche eremita) восседают на гнездах, напоминающих скорее бочонки или глиняные горшки. Подобные массивные сооружения из почвы и глины строят многие южные альбатросы. Они нередко гнездятся на голых скалистых берегах, где яйцо рискует переохладиться, а то и вовсе разбиться без земляной «подставки». И самец, и самка носят в клюве комки грунта, пучки травы и мха и прочий материал из ближайших окрестностей гнезда, а затем утрамбовывают его лапами. Пара может использовать одно и то же гнездо в течение многих лет, подновляя и надстраивая его.

Чатемский альбатрос, как и другие представители рода моллимауков, по меркам альбатросов имеет вполне средние размеры. Размах его крыльев не превышает 2,2 м, тогда как у самых крупных представителей семейства альбатросовых он достигает 3,5 м — больше, чем у любой другой из ныне живущих птиц. Такие длинные крылья нужны альбатросам для особого типа полета — так называемого динамического парения (Dynamic soaring), во время которого птицы могут подолгу не совершать взмахов крыльями: это позволяет преодолевать огромные расстояния с минимальными затратами энергии и развивать скорость до 85 км/ч. Взрослые чатемские альбатросы большую часть года странствуют над южной половиной Тихого океана — от Австралии до Чили, предпочитая район Перуанского течения.

Взрослый чатемский альбатрос в полете. Фото © Mark Fraser с сайта nzbirdsonline.org.nz

Но для гнездования все представители вида неизменно возвращаются на один-единственный скалистый островок — Пирамиду (The Pyramid), самый южный из островов Чатемского архипелага, лежащего к востоку от Новой Зеландии. Остров вполне оправдывает свое название: это довольно крутая, лишенная древесной растительности, почти коническая скала.

Размножение альбатросов длится с августа по апрель. Примерно 70 дней уходит у пары на насиживание единственного яйца. В период ухода за птенцами взрослые птицы держатся в пределах 300 км от острова, причем кормят их не только добытыми рыбой, кальмарами, усоногими рачками и крилем, но и желудочным жиром, который вырабатывается в их железистом желудке. Это неприятно пахнущее вещество служит также защитным средством — особенно для птенцов, которых могут атаковать поморники, крупные чайки и другие хищники.

Птенцы проводят в гнездах более четырех месяцев, практически не покидая их. Со временем визиты родителей с кормом становятся всё более редкими, но птенцы используют накопленные жировые запасы: в период интенсивного выкармливания они становятся тяжелее собственных родителей. Пуховой наряд сменяется перьевым, молодые птицы периодически разминают крылья, а затем в один прекрасный день просто улетают в открытое море и начинают кормиться самостоятельно.

Взрослые чатемские альбатросы у гнезд на скалистом берегу острова Пирамида. Фото © Alan Tennyson с сайта nzbirdsonline.org.nz

Как и многие другие острова Тихого океана, Чатемский архипелаг известен своим набором уникальных, нигде более не встречающихся птиц. Почти все они серьезно пострадали после того, как острова стал активно осваивать человек. Некоторые виды, например чатемскую петроику (Petroica traversi), удалось спасти от вымирания, другие — среди них чатемский пингвин (Eudyptes chathamensis) — исчезли полностью. Ареал обитания большинства островных видов столь невелик потому, что для них практически непреодолимы обширные водные преграды. Альбатросы — совершенно другой случай: эти птицы, напротив, лучше кого бы то ни было приспособлены для полетов над просторами океана. Однако для отряда буревестникообразных, или трубконосых, к которому относятся и альбатросовые, характерна высокая степень филопатрии (от греч. «любовь к отечеству») — привязанность к месту своего рождения.

Чатемский альбатрос на гнезде с единственным яйцом. Фото с сайта nzbirdsonline.org.nz

Чатемские альбатросы приступают к размножению на шестом-седьмом году жизни, и после стольких лет безошибочно находят тот крохотный остров, где когда-то появились на свет сами. С одной стороны, это удобно: там, где гнездились твои предки, скорее всего можно будет завести потомство и самому, к тому же на острове наверняка найдутся и другие птицы, готовые образовать пару. Кстати, пары у альбатросов образуются на всю жизнь и воссоединяются в последующие циклы размножения. Но с другой стороны, из-за такой привязанности к местам гнездования расселение происходит чрезвычайно медленно. И если вся гнездовая популяция сконцентрирована на небольшом участке побережья, то один-единственный неблагоприятный сезон может серьезно повлиять на судьбу целого вида.

С чатемским альбатросом такое уже случалось: в 1985 году сильнейший шторм нанес значительный ущерб почвенному и растительному покрову острова, что существенно снизило успех размножения. А рост популяции у альбатросов идет очень медленно: птицы размножаются раз в два года и откладывают лишь одно яйцо. На восстановление популяции ушло больше 15 лет; с начала 2000-х годов ее численность держится на более или менее постоянном уровне — примерно 16 тысяч птиц, из которых участвуют в размножении приблизительно 11 тысяч. Для сравнения, гнездовая популяция наиболее многочисленного из альбатросов — темноспинного (Phoebastria immutabilis) — насчитывает свыше полумиллиона пар. Но даже их численность сейчас, увы, уменьшается.

Высокая степень филопатрии может вносить свой вклад и в появление новых видов. Вполне возможно, что именно она сыграла решающую роль во взаимной изоляции чатемского альбатроса и двух близких видов — белошапочного альбатроса (White-capped albatross) и альбатроса Сальвина (Salvin’s albatross). Этим видам повезло несколько больше, чем чатемскому альбатросу: численность их популяций выше в несколько раз, и для каждого известно несколько гнездовых колоний. До сих пор все три вида остаются настолько похожими друг на друга, что еще недавно их считали подвидами; однако результаты анализа ДНК подтверждают самостоятельный видовой статус каждой из форм, хотя, скорее всего, они приобрели его в относительно недавнем прошлом.

«Искусственная» колония чатемских альбатросов на охраняемом участке берега острова Чатем. Перемещенные из колонии на острова Пирамида пуховые птенцы соседствуют с макетами взрослых птиц, которые способствуют запечатлению внешности своего вида. Фото с сайта taiko.org.nz

В наше время глобальные изменения климата готовят новые испытания для птиц морских побережий: в частности, теперь всё чаще происходят сильные штормы. Кроме того, колонии морских птиц нередко страдают от крыс и других плотоядных животных, завезенных человеком, а также от нелегального сбора яиц. Чтобы обезопасить чатемского альбатроса, новозеландские защитники природы, объединенные местной организацией Taiko Trust, совершили поистине титанический труд. Раз альбатросы не желают расселяться сами, для них основали новую, искусственную, колонию.

В ходе масштабного проекта Albatross Translocation («Перемещение альбатросов») более 300 пуховых птенцов чатемского альбатроса перевезли на охраняемый и огороженный от хищников участок на западном побережье острова Чатем — самого крупного из островов архипелага. Тут уж понадобились самые настоящие цветочные горшки — они прекрасно имитируют естественные гнёзда альбатросов.

Последний из перемещенных птенцов чатемского альбатроса в новой колонии на острове Чатем, незадолго до вылета из гнезда. На заднем плане — макет взрослой птицы. Фото с сайта taiko.org.nz

После перевозки целая армия волонтеров выкармливала птенцов смесью из рыбы и кальмаров. За пять лет работы проекта — с 2014-го по 2018 год — птенцам понадобилось больше 18 тонн корма! И вот в апреле 2018 года последний альбатрос покинул свое искусственное гнездо. В следующем году достигшие шестилетнего возраста птицы, запомнившие расположение новой колонии, уже могут вернуться и начать гнездование по-настоящему. Такой метод расселения раньше уже был успешно опробован на других видах альбатросов.

На длинном пути странствий альбатросов ожидает немало опасностей. Как и другие морские птицы, альбатросы охотно сопровождают рыболовецкие суда, поедая выбрасываемые в море потроха. Нередко они погибают из-за того, что запутываются в рыболовных сетях (см. Gillnetting) или хватают крючки с наживкой, расставляемые при ярусном лове (см. также Longline fishing). Существенно снизить вред помогают модификации этого способа лова — отпугивающие приспособления, специальные грузила, погружающие снасть на недоступную для птиц глубину, а также лов в темное время суток, когда птицы неактивны. К сожалению, эти меры пока что внедрены далеко не повсеместно, и из-за ярусного лова ежегодно гибнет более 8000 альбатросов, а также множество других морских птиц и черепах.

Есть у альбатросов и естественные враги — косатки, акулы, морские львы и морские леопарды. Наибольшей опасности альбатросы подвергаются в первые годы жизни: в среднем, до половозрелости доживают лишь 10–20% птиц. У взрослых птиц смертность в естественных условиях относительно невелика, а продолжительность жизни альбатросов достигает 50 лет и даже больше — это компенсирует медленные темпы воспроизводства. Будем надеяться, что усилия по охране помогут чатемскому альбатросу отойти от опасной черты, к которой оказались близки многие его сородичи.

Ролик о программе перемещения птенцов чатемских альбатросов

Фото © Thomas Peschak/National Geographic Creative с сайта newscientist.com.

Антон Морковин http://elementy.ru/kartinka_dnya/788/Gnyozda_chatemskikh_alb...

Рис. 1. Реконструкция внешнего вида Elasmotherium sibiricus, выполненная художником Виллемом ван дер Мерве (Willem van der Merwe). Изображение из обсуждаемой статьи в Nature Ecology & Evolution

Изучение костных остатков гигантских носорогов Elasmotherium sibiricum из коллекций разных музеев показало, что этот вид исчез не раньше, чем 39 000 лет назад, а возможно, и позже. Это означает, что около 50 000 лет назад, когда наши далекие предки расселялись по Восточной Европе и Западной Сибири, эласмотерии еще входили в состав мегафауны, обитающей на этих территориях. Самые молодые кости эласмотериев оказались достаточно хорошей сохранности, чтобы из них можно было извлечь фрагментарную ДНК. Это позволило внести некоторые уточнения в существующие представления о филогенезе непарнокопытных в целом.

Эласмотерии — гигантские носороги (рис. 1), достигавшие 5 метров в длину и 2,5 метров в холке. Вместе с носорогами, дожившими до современности, они входят в состав семейства Rhinoceratidae, однако образуют внутри него отдельное подсемейство Elasmotheriinae (рис. 2). Эласмотерии гораздо больше напоминали современных носорогов, чем, например, более причудливые представители древних носорогообразных индрикотерии, но и у них было несколько примечательных особенностей.

Рис. 2. Кладограмма, демонстрирующая филогению носорогов. Также показаны некоторые внешние по отношению к ним группы непарнокопытных: Malayan tapir (Tapirus indicus) — малайский тапир, Przewalski's horse (Equus przewalskii) — лошадь Пржевальского и вымерший представитель лошадеобразных Hippidion saldiasi — гиппидион. Вымершие рода отмечены крестами. Обратите внимание, что, согласно данным авторов, наиболее вероятное время расхождения подсемейств Rhinoceratinae и Elasmotheriinae соответствует первой половине эоцена. Cret. — меловой период, Palaeo. — палеоцен. Изображение из обсуждаемой статьи в Nature Ecology & Evolution

Во-первых, их ноги были длиннее, чем у современных носорогов. Палеонтологи это обычно интерпретируют как то, что они были лучше адаптированы к быстрому бегу — галопу (носороги переходят на галоп лишь в исключительных случаях).

Во-вторых, их отличало строение зубов, главным образом моляров, которые обладали высокими постоянно растущими коронками и были лишены корней. Такого строения щечных зубов нет ни у одного из известных носорогов.

В-третьих, несмотря на то что остатков эласмотериев обнаружено не так уж мало — находили и целые черепа, и целые скелеты (один из которых, к примеру, находится в коллекции Палеонтологического музея им. Ю. А. Орлова), — находок рогов эласмотериев нет. Однако на лобных костях черепа (os frontale) у них имелось крупное куполообразное утолщение, которое, как считает большинство исследователей, служило основанием для единственного огромного рога (такие же предположения выдвигаются и для динозавров клады Pachyrostra), за что российские палеонтологи прозвали эласмотериев «суровыми сибирскими единорогами». В дальнейшем выражение „Siberian unicorn“ стало встречаться и в англоязычной литературе (в том числе — и в обсуждаемой статье). Но некоторые исследователи подвергают такую реконструкцию сомнению, указывая на то, что в гистологическом отношении кость, на которой находится это утолщение, была довольно пористой и вряд ли могла поддерживать огромный рог.

Собственно род Elasmotherium — наиболее поздний представитель подсемейства. Он включал по меньшей мере три вида: E. caucasicum, E. chaprovicum и типовой E. sibiricum, служивший предметом исследования в данной работе. Если первые два вида, как правило, изображаются голыми, то носорога E. sibiricum рисуют покрытым густой шерстью. Прямых доказательств того, что эти животные были покрыты шерстью, нет — таких прекрасных образцов шкуры, как для шерстистых носорогов или мамонтов, до сих пор не нашли. Но есть доказательства косвенные: E. sibiricum принадлежал к мамонтовой фауне, а климат на территориях Восточной Европы и Западной Сибири был тогда холодным.

Возраст наиболее древних остатков, принадлежащих E. chaprovicum, обнаруженных в составе хапровской фауны Северного Кавказа и Молдовы, оценивается более чем в 2,5 млн лет. Оценить точно минимальный возраст наиболее молодых находок не удавалось. Многие кости и зубы эласмотериев были обнаружены в речном аллювии, что свидетельствует о том, что животные после смерти были перезахоронены, возможно неоднократно. Это делало невозможным достоверное применение методов относительной датировки. Тем не менее существовало убеждение, что эласмотерии не пережили микулинского межледниковья 130–120 тыс. лет назад, и совершенно вымерли к началу валдайского оледенения 120 тыс. лет назад. Это означало, что эласмотерии должны были исчезнуть до того, как по ареалу их обитания стали расселяться древние люди (что, по современным представлениям, происходило около 50 тыс. лет назад). Единичные находки, свидетельствующие об обратном, считались малонадежными и подвергались критике.

Ситуация начала меняться, когда в 2005 году специалист по плейстоценовой мегафауне Павел Косинцев опознал зуб эласмотерия среди костей типичных представителей плейстоценовой фауны, найденных в пещере Смеловская II. Скорее всего, кости и зубы этих животных остались после того, как их тела или части тел в свое время перенесли и собрали в одном месте какие-то плотоядные животные — например, пещерные гиены. Характер отложений указывал на то, что перезахоронение остатков (например, потоками воды) было крайне маловероятно.

После этого группа ученых во главе с Павлом Косинцевым стала целенаправленно искать кости эласмотериев в коллекциях музеев и в материалах недавних экспедиций. За 10 с лишним лет удалось собрать 25 образцов (рис. 3), причем в 23 из них оказалось достаточно коллагена, чтобы можно было получить абсолютную датировку на основе радиоуглеродного анализа. В костях такого возраста обычно уже не остается никаких органических молекул — только прочный и устойчивый коллаген имеет шансы сохраниться в значимом количестве, но и его найти большая удача.

Поначалу этой работой занимались в основном российские ученые, однако к ним постепенно присоединялись коллеги из иностранных лабораторий, имеющих лучшее техническое оснащение. В частности, благодаря специалистам из Оксфорда удалось применить наиболее точный из всех доступных на данный момент методов датировки таких образцов — радиоуглеродный анализ не всего очищенного коллагена, а отдельно входящей в его состав аминокислоты гидроксипролина. Коллегам из Австралии удалось извлечь из нескольких образцов фрагментарную ДНК. Очередные результаты этой совместной работы были опубликованы недавно в журнале Nature Ecology & Evolution.

Рис. 3. Места обнаружения изученных останков эласмотериев на карте Евразии. Весь предполагаемый ареал обитания эласмотериев обведен черным пунктиром. Красным обведены места обнаружения тех образцов, для которых удалось установить содержание стабильных изотопов и датировать их методами радиоуглеродного анализа. Синим обведены места обнаружения тех образцов, для которых, кроме того, удалось извлечь фрагментарную ДНК. Черным обведены места обнаружения тех образцов, из которых не удалось выделить коллаген. Обратите внимание, что обведенных локаций меньше, чем проанализированных образцов, поскольку в некоторых местах образцов было найдено сразу несколько. Серым затенена область, которая в обсуждаемый промежуток времени должна была быть покрыта ледником. Указаны значения широты и долготы. Изображение из обсуждаемой статьи в Nature Ecology & Evolution

Ученые объединили данные анализа возраста коллагена из 19 образцов (возраст четырех из 23 образцов не удалось определить достоверно) и гидроксипролина, который получилось выделить из 9 образцов. В результате возраст самых молодых останков варьируется в пределах 38,48–35,06 тыс. лет с вероятностью 95,4%. Скорее всего, эласмотерии вымерли перед максимумом последнего оледенения — но это лишь предположение, подтвержденное пока только отсутствием более поздних находок.

Такие результаты означают, что эласмотерии вполне могли встречаться древним людям, расселявшимся в то время по Восточной Европе и Западной Сибири. Сравнение фрагментарной ДНК эласмотериев с ДНК некоторых видов современных парнокопытных показало, что расхождение эволюционных линий подсемейств Rhinoceratinae и Elasmotheriinae должно было произойти примерно 40–50 млн лет назад, в первой половине эоцена (см. рис. 2).

Хорошая сохранность коллагена в нескольких образцах позволила сравнить содержание изотопов углерода и азота в остатках E. Sibiricum и других животных плейстоцена. Высокое содержание изотопов 13C и 15N, обнаруженное у E. Sibiricum, характерно для млекопитающих, обитающих в сухих степях или пустынях. Повышенный уровень изотопа 13С также может указывать на питание растениями подсемейства лебедовые (накапливающих изотоп 13С из-за особого типа фотосинтеза, см. С4-фотосинтез). Примерно такая же диета у современного сайгака. Это также указывает на то, что сибирский эласмотерий мог питаться корнями, так как в нефотосинтезирующих частях растений накапливается 13С. До этого на основании морфологических данных можно было лишь предполагать, что большую часть времени эласмотерии проводили, низко наклонив голову к земле: на это указывает форма затылка, строение шейных позвонков и их сочленение друг с другом. Характерные признаки их зубов свидетельствовали о питании очень грубыми, абразивными кормами — возможно, содержащими большие примеси пыли и песка.

Хотя сейчас главной причиной вымирания плейстоценовой мегафауны считается ее истребление древними людьми в ходе неумеренной охоты (см. Главной причиной позднечетвертичного вымирания все-таки были люди, а не климат, «Элементы», 09.06.2014), в случае эласмотериев авторы не находят для такой версии прямых подтверждений. Несомненных свидетельств тому, что эласмотерии служили предметом охоты, нет, поэтому авторы предполагают, что немаловажную роль в их вымирании сыграла их специализированная и необычная для носороговых диета, которую они не смогли своевременно изменить при изменениях климата, повлекших за собой преобразования в травянистых биомах. Возможно, причиной вымирания эласмотериев стали их необычные зубы: если животное с постоянно растущими коронками перевести на питание слишком мягким кормом (например, на другие виды трав), то коронки не будут успевать стачиваться, нарушится окклюзия, и оно больше не сможет эффективно жевать — и, возможно, быстро умрет от голода. Конечно, эта картина гипотетическая: надежных свидетельств о том, что какой-то вид вымер именно по этому сценарию, нет. В любом случае, узкая специализация, особенно в способе питания, всегда сопряжена с повышенным риском вымирания.

Все это означает, что экологический кризис, вылившийся в вымирание мегафауны, был сложным и, возможно, даже более продолжительным, чем принято считать, и его изучение по-прежнему оставляет простор как для новых открытий, так и для оригинальных гипотез.

Источник: Pavel Kosintsev, Kieren J. Mitchell, Thibaut Devièse, Johannes van der Plicht, Margot Kuitems, Ekaterina Petrova, Alexei Tikhonov, Thomas Higham, Daniel Comeskey, Chris Turney, Alan Cooper, Thijs van Kolfschoten, Anthony J. Stuart and Adrian M. Lister. Evolution and extinction of the giant rhinoceros Elasmotherium sibiricum sheds light on late Quaternary megafaunal extinctions // Nature Ecology & Evolution. 2018. DOI: 10.1038/s41559-018-0722-0

Денис Земледельцев http://elementy.ru/novosti_nauki/433392/Vo_vremya_osvoeniya_...

В этом трехмиллиметровом насекомом, которое было недавно найдено в меловом бирманском янтаре, сложно опознать осу. У него отсутствует «осиная талия» (то есть суженное основание брюшка), нет крыльев, но зато есть прыгательные ноги. И всё же перед нами — самка паразитической осы Aptenoperissus magnifemoris из надсемейства стефаноидных наездников (Stephanoidea), самых примитивных представителей стебельчатобрюхих перепончатокрылых. По мнению ученых, наличие таких уникальных насекомых в бирманском янтаре, как эта оса, может говорить о том, что их формирование происходило в условиях островной изоляции.

Оса-наездник Aptenoperissus etius, самка. Изображение из статьи A. P. Rasnitsyn, C. Öhm-Kühnle, 2018. Three new female Aptenoperissus from mid-Cretaceous Burmese amber (Hymenoptera, Stephanoidea, Aptenoperissidae): Unexpected diversity of paradoxical wasps suggests insular features of source biome.

Сейчас известно восемь видов ос Aptenoperissus, которых объединяют в особое семейство Aptenoperissidae. Все они происходят из бирманского янтаря (возраст — около 100 млн лет) и больше нигде не встречаются. Первооткрывателем семейства Aptenoperissidae стал палеоэнтомолог Александр Расницын, заведующий лабораторией артропод Палеонтологического института им. А. А. Борисяка РАН. Сперва были найдены только самки. Эти крошечные осы длиной менее 5 мм сразу остановили его внимание странным сочетанием признаков. Например, антенны оса Aptenoperissus как будто позаимствовала у муравьев: они коленчатые, то есть состоят из длинного первого членика и при этом несут на конце жгутик из множества более мелких члеников. А вот на каждой голени Aptenoperissus красуются две длинные шпоры — такое вооружение есть у современных церафроноидных наездников (Ceraphronoidea).

Оса-наездник Aptenoperissus amabilis, самец. Хорошо видны шпоры на голенях. Изображение из статьи Q. Zhang et al., 2018. New data about the enigmatic wasp from mid-Cretaceous Burmese amber (Hymenoptera, Stephanoidea, Aptenoperissidae)

Собственно, наличие этих шпор изначально и послужило основанием для отнесения Aptenoperissus к церафроноидам. Однако затем в том же бирманском янтаре были обнаружены самцы Aptenoperissus, после изучения которых стало ясно, что это семейство относится к гораздо более примитивным стефаноидным наездникам. В отличие от бескрылых самок, самцы Aptenoperissus имеют крылья и гораздо больше похожи на «нормальных» ос. Но, как и у самок, у них имеются коленчатые антенны и шпоры на голенях, так что их принадлежность к одному семейству вопросов не вызывает. Вообще, разделение на бескрылых самок и крылатых самцов довольно часто встречается среди современных ос-наездников: самцам нужно быть более мобильными, чтобы оплодотворить как можно больше партнерш, а вот самки предпочитают не тратиться на такую расточительную вещь, как полет, и направляют всю энергию на отладку яиц.

Оса-наездник Aptenoperissus pusillus, самка. Изображение из статьи A. P. Rasnitsyn, C. Öhm-Kühnle, 2018. Three new female Aptenoperissus from mid-Cretaceous Burmese amber (Hymenoptera, Stephanoidea, Aptenoperissidae): Unexpected diversity of paradoxical wasps suggests insular features of source biome

Судя по короткому и толстому яйцекладу, самки Aptenoperissus откладывали свои яйца в неподвижных хозяев с твердыми покровами — в куколки или яйца других насекомых. Жизнь в лесной подстилке, где таких жертв было особенно много, привела к утрате крыльев. Но самки компенсировали потерю способности к полету умением прыгать — судя по расширенным бедрам задних ног, они подскакивали в воздух не хуже современных земляных блошек (Alticini) — небольших, но очень прыгучих жуков из семейства листоедов с такими же внушительными бедрами.

Осы Aptenoperissus — это не единственные уникальные насекомые, встречающиеся в бирманском янтаре. Можно вспомнить и о найденных там странных тараканообразных Alienoptera (см.: Чужие из янтаря). В то же время, другие меловые янтари с территорий бывшего суперконтинента Гондвана, например ливанский янтарь, не одаривают исследователей подобным числом насекомых-эндемиков. Поэтому Расницын предполагает, что энтомофауна бирманского янтаря эволюционировала на острове или группе островов, в отрыве от остального континента, что способствовало образованию уникальных форм. То есть прыгучая оса Aptenoperissus — это такой кенгуру мира насекомых, эндемик, который процветал в условиях изоляции.

Изображение из статьи A. P. Rasnitsyn, C. Öhm-Kühnle, 2018. Three new female Aptenoperissus from mid-Cretaceous Burmese amber (Hymenoptera, Stephanoidea, Aptenoperissidae): Unexpected diversity of paradoxical wasps suggests insular features of source biome.

Александр Храмов http://elementy.ru/kartinka_dnya/784/Osa_prygun_iz_birmansko...