ScarStomach

Я по натуре человек неконфликтный. Не люблю громких разборок и рукоприкладство недолюбливаю. Уже и забыл, когда в последний раз человекам в лица кулаками тыкал. В социуме обычно меня не трогают – ростом под метр девяносто, весом под сотню, наряжаюсь брутально, стригусь под викинга, рожу имею красную и недобрую. Бабки, гадалки, попрошайки, всякая урла и прочий социально склочный элемент обычно меня игнорирует. Но не в этот раз. Попёрло как из сортира на дрожжах. День, видно, рыбистый. Но давайте я по порядку расскажу.
Было так, что в прошлое воскресенье я повёз отгостившую сестренку домой в Москву. Мы спокойно зашли в электричку и облюбовали пустое купе. Первый вагон, народу трое-четверо плюс упитый гражданин, лежащий на скамье и вытянувший в проход ноги. По ногам тем я слегка постучал, призвав гражданина к порядку. Гражданин ноги подтянул, не просыпаясь. Присел я, книжку достал, трех секунд не прошло – сзади меня в плечо тычут, легонько так, но ощутимо. Я удивиться даже не успел, только начал анфас свой разворачивать, как был контужен акустическим ударом.
Бабка. Из категории «бабки вшивые, помоечные». С кучей перемотанных баулов, в тряпье, с гнилыми зубами. Взгляд осмысленный. Не то чтобы орёт, но очень громко и с хорошей артикуляцией меня отчитывает. Пару раз попытался что-то сказать, потом понял, что впустую. И начал вслушиваться.
«Да что же такое-то?! Я специально убежала, спряталась ото всех! Я заразная, понимаешь, заразная! Больна я! Что вы сюда садитесь? Больная я, заразная!»
Малость я тогда обомлел. Заботливая, думаю, какая. Поди, чахоточная или люэсная. Но додумать не успел. Слова сыпались из бабки с частотой пулеметных выстрелов.
«Больная я, больная одиночеством! Все из-за них! Они меня стерегут! Я из-за них вся больная, а они детей воруют и на органы разрывают живьем! А я больная одиночеством! А вы тут сели!»
Тут я прозрел. Клиника-то на лицо. Больна бабка, это правда. МДП или шиза в обострении. Не договоримся.
Думал отсесть, да не успел. Бабка, не прекращая излагать, скарб подхватила и в начало вагона утекла, где никого не было. У людей сзади дискуссия разгорелась в ключе «изолировать таких, а то еще покусает». А я к книжке вернулся.
Но, как выяснилось, ненадолго. На следующей станции вошли два парня, лет по шестнадцать. Не чуя беды, уселись в купе напротив бабки. Бабку дважды просить не понадобилось. Выслушали парни весь бабкин текст, в лицах слегка переменились. Парни, к слову, некрупные, дрыщеватые такие, не в обиду. Почуяла, видно, бабка добычу по себе и пошла на парней в атаку.
Обомлел я вторично. Бабка, не прекращая монолога, на парней торсом прёт, злостно нарушает личное пространство да ещё и пакетом каким-то замахивается. Парни уже сбледнули и в угол от нее жмутся.
Тут я не стерпел. Поднялся, подошел и стал бабку отгонять, как собаку. «Сесть!», кричу, «Сесть! На место! Тихо!» И рукой машу. Гляжу, меня бабка сторонится. Не затыкается, но и не подходит. Загнал я ее обратно в купе и говорю, «Не можешь с людьми в вагоне ехать – поедешь в тамбуре, поняла? За шкирку вытащу!» Бабка хоть и псих, но прониклась. Замолчала. Когда я на место отошел, баулы свои сгребла и из вагона пропала. До Москвы в тишине доехали.
Так в коллекции человеческих кунштюков моей памяти появилась сумасшедшая бабка, больная одиночеством. Если вам интересно, как-нибудь расскажу еще про кого-нибудь. Про артиста-коммивояжера, или про «самого плохого Олега», или как мой брат с цыганской попрошайки денег стряс. Или еще чего вспомню.