Nepodoba

Это был взрослый, серьезный человек одиннадцати лет.

Он был настолько серьезный и взрослый, что никому бы и в голову не пришло назвать его «Вовой» или «Вовочкой». Он уже тогда был исключительно Володя, Владимир.

Старшая сестра Володи ходила с нами в горы, мы, всей толпой, частенько приходили к ним в гости.

Володя, как и полагается хорошо воспитанному молодому человеку, почти никогда не вмешивался в разговоры старших, не привлекал к себе лишнего внимания, но неизменно присутствовал при наших горных посиделках.

Мы обсуждали маршруты и глобальные мировые проблемы, читали стихи и пели песни, спорили и шутили, а он внимал каждому слову, смотрел на нас внимательными, изучающими глазами.

Однажды Володя попросился с нами в горы.

Причем, не вот прямо сейчас, в тот поход, в который мы собирались, нет!

Володя прекрасно знал, что я не беру в горы несовершеннолетних, поэтому спокойно и серьезно спросил: «Оля, когда мне исполнится 18 лет, вы возьмете меня на Эльбрус? Только скажите точно, я буду знать, что вы обещали и начну готовиться. У меня достаточно времени, чтоб стать сильным и умным к тому моменту, когда мы вместе пойдем на Эльбрус».

Горели свечи, потому что отключили электричество, на столе лежали бумажные карты, кто-то с гитарой сидел на диване, кто-то заваривал чай, но почему то все отвлеклись от своих дел и посмотрели на Володю.

Он стоял — маленький, но устремленный только вперед, а в его глазах уже была видна … ВЕРШИНА.

Ее далекие льды пылали в отблесках свечей и на мгновение уютная комната показалась обледеневшей палаткой, а вокруг радостно и тревожно запахло свежим снегом.

- Оля, вы обещаете?

- Обещаю.

- Хорошо, - ответил Володя — тогда я начинаю собираться, ведь осталось всего-навсего семь лет!

У него был не только серьезный ум, но и великолепное чувство юмора, которое делает ум не только деятельным, но живым и одухотворенным.

Через семь лет Владимиру исполнилось восемнадцать и он пошел с нами на Эльбрус.

Я обещала его взять и сдержала свое слово.

А он обещал ГОТОВИТЬСЯ — и тоже сдержал слово.

Володя отлично справился с подготовкой!

Он шел по маршруту так, как будто бы всю жизнь до этого ходил в горы.

Никто из тех, кто видел Володю впервые, даже не догадался — что он новичок. Он всем казался опытным и сильным горовосходителем.

Вот так Володина мечта сбылась. В год своего совершеннолетия он поднялся с нами на Эльбрус!

И не только!

Его упорство, движение к мечте и огонь в душе были настолько сильны, что «космос» вознаградил его дополнительно.

Владимир в первом своем походе поднялся на ДВЕ самые высокие вершины Кавказа - и на Эльбрус и на Казбек!

С теми, с кем он хотел и так, как он хотел.

Володя стоял на вершине и молча смотрел вдаль, за горизонт, по щекам бил острый сухой снег, а ветер, казалось, сейчас сорвет синие купола и над нами разверзнется пульсирующая громада космоса, трепещущий черный атлас, усыпанный бриллиантами ...

Я подумала, что если бы была художником, то обязательно нарисовала картину.

Но на картине был бы написан не молодой альпинист на вершине большой горы, а серьезный взрослый человек одиннадцати лет, в тесной комнатушке, где люди шумят и собираются в горы, а за окном воет осенний ветер.

Пламя свечи отражается в его уверенных глазах, на столе бумажные карты, на мгновение замолкает гитара, все бросают свои дела и с восхищением смотрят на человека, который в этот момент сделал то, что многим не удается до седых волос: ОН ВЫБРАЛ СВОЙ ПУТЬ.

Что ж… Победа начинается тогда, когда в ней больше не сомневаются!

А человек, хоть единожды в жизни перешагнувший сомнения, это и есть — ПОРТРЕТ ПОБЕДИТЕЛЯ.

Найден хороший мальчик Тайсон, в районе Гидростроителей, жутко худой, несчастный. Возраст 5-6 месяцев, добрый, ласковый, будет отличным другом, компаньоном. Ему очень нужна семья 👏 Похож на лабрадора.

Осень.

Конец девяностых годов.

Высоко в горах.

Снеговая линия уже опустилась до 3000 м, огненные леса пылают на холодном ветру, искрится свежий снег выше по склонам, небо синее-синее, до головокружения.

Мужики убежали на разведку, а я сижу на пороге кошары, пью «термоядерный» кофе, курю, прищурившись гляжу «в никуда».

Я, как заветную драгоценность, ценю эти короткие, редкие моменты одиночества в горах — физическое ощущение, как каждая клетка организма буквально звенит колокольчиком, и горные духи как будто улыбаются мне из замшелых расщелин в скалах.

И вдруг тишину разрывают окрики, гул и я вижу кинематографическое зрелище!

К кошаре на всем скаку приближаются всадники, которые мчатся во весь опор!

Нет, это не были рабочие лошадки чабанов, это были настоящие породистые скакуны, литые тела, сила и энергия!

Всадники под стать коням — молодые, с суровыми лицами вооруженные мужчины, осеннее солнце заливает их ослепительным светом, кажется будто они охвачены живым пламенем!

Огненные всадники осени!

И ветер, ветер трепал гривы разгоряченных лошадей на скаку!

Прямо кадр из «истерна» советских времен!

Это было очень красивое зрелище!

Но не скажу, что я обрадовалась. Не всегда есть настроение общаться и вести беседы.

Мне так хотелось побыть наедине со своими мыслями, пить кофе и смотреть как первый снег искрится на склонах…

« Ну вот… - грустно подумала я — и конец прекрасным моментам, сейчас начнется «как дела, как бараны», была сказка и … нет ее».

Всадники спешились, поприветствовали меня, а один из них подошел ко мне.

Выглядел он круто, в папахе с бородой, тонкие черты лица, глубокие глаза, такие пылающие, как будто в них затаился древний, неугасимый огонь.

Но вместо обычного: «а куда идете, а как вам наши прекрасные места, волки у нас обычно едят туристов вот в том лесу, а вот мой дед тоже ходил в горы и умер от этого в 98 с половиной лет и т.д.», я слышу несколько коротких сдержанных фраз.

Он говорит о том, чтоб мы обязательно заперли кошару, когда будем уходить, потому что скоро начнутся снегопады, внутри есть еда, если нам нужно — смело берите, она для путников и еще что-то по мелочи.

Я «подозрительно» гляжу на собеседника.

Нет, ну ведь речь, построение фразы, всегда выдает человека с хорошим образованием!

Какие человек употребляет слова, какие применяет интонации, ну, черт побери, видно что этот человек явно имеет «не два класса церковно-приходской школы».

Слово за слово, мы разговорились, пока его спутники делали какие-то дела.

Оказывается я не ошиблась, новый знакомый учился в Москве, в престижном ВУЗе, долго жил там, работал, имел свой бизнес, и вот недавно вернулся в горы.

- А почему вернулись, разве там было плохо?

Я ожидала услышать какие-то стандартные ответы, про тягу к родным местам, любовь к снежным вершинам и родниковой воде на рассвете и прочее.

И опять просчиталась! Никогда не стоит считать себя самой умной и считать, что хорошо знаешь и просчитываешь людей.

- Понимаете ... русский язык очень богат и в нем недаром есть слово «свобода», а есть слово «воля». Я вижу в них разный смысл. Мне ближе слово ВОЛЯ. Свобода — это море, плыви куда хочешь, а воля — это ветер, он имеет направление.

Он немного помолчал и сказал нечто, с чем я тогда не совсем согласилась, но через время стала почему-то все чаще вспоминать его слова.

- Домашнее животное нельзя «выпустить на волю», правильно? Его можно, разве что, «выгнать из дома». На волю можно выпустить только дикого зверя, потому что она у него от природы ЕСТЬ! Воля… А у коровы или овцы — воли нет. Есть только «кормушка, кров и хозяин». Город кормит тебя и оберегает, но одновременно ты теряешь способность самостоятельно «преследовать добычу» и защищаться от врага. Я почувствовал, что превращаюсь в домашнее животное, я теряю ВОЛЮ. Поэтому бросил все и вернулся. Человек, он конечно, не волк! Но тем более — не корова, и не овца, он не может … без ВОЛИ И ВЕТРА!

С детства Леха хотел стать космонавтом.

В этом не было ничего такого особенного — в те времена почти все дети хотели стать космонавтами.

Но Леха хотел стать космонавтом не В ДЕТСТВЕ, а С ДЕТСТВА,

Он вырос в здорового, умного и добродушного мужика, а вот космонавтом стать так и не перехотел…

Жить ему это не мешало, он не блистал в числе "первых звезд", не был душой компании, тихий, спокойный человек, молча работал, никому не досаждал, его почти не замечали, как хорошо работающий механизм.

Шли мы один маршрут, не сложный, так себе, но погода была паршивая, а в группе полно девчонок и детишек, все промокли, рюкзаки водой пропитанные тяжелые, народ устал, выпахался до зеленых чертей, а идти надо.

Леха вперед вырвался, он маршрут хорошо знал, оттащил свой рюкзак до стоянок, а потом вернулся с пустым мешком, в него ДВА девичьих рюкзака запихал и девчонок «пустых» за собой прихватил, без груза они резвее топают.

Вернулся … еще два рюкзака прихватил, молча, спокойно и на вид не устал совсем.

А потом еще и еще.

Ну вот такими «челноками» мы худо-бедно дотопали до лагеря.

Ну мы там пока палатки раскидывали, народ спать расталкивали, я Леху из вида потеряла.

Потом смотрю - он на камне сидит.

А звезды после грозы и непогоды … такие огромные на небе высыпали!!!

Россыпью бриллиантовой, искрящиеся огромные, ослепительные звезды.

Сидит Леха на камне и в небо ночное смотрит.

И улыбается…

Я смотрю - ботинки в стороне валяются, а у него ноги в кровь сбиты.

В кашу…

Сурово он покалечился пока рюкзаки девчачьи таскал.

Я спрашиваю:

- И куда ж ты с такими ногами дальше пойдешь?

- А никуда. Я утром домой с поселка поеду. Старая болячка у меня обострилась, я тебе потом хотел сказать.

- А что ж ты  улыбаешься, если все так плохо???

- Да ничего плохого. Это жизнь, все нормально. Хорошо на душе, вот и улыбаюсь… ПРОСТО КОСМОС как хорошо…

И продолжает на звезды глядеть.

С тех пор его так и прозвали — Леха-космонавт.

Вот так Леха, все-таки стал космонавтом.

Не важно, что ноги в кровь и некуда больше лететь …. главное чтобы в душе был — ПРОСТО КОСМОС

Это отрывок из повести ДЕНЬ БОЖЬИХ КОРОВОК, но описанные события — реальные.

***

Этот особенный, неосознанный ночной страх достался нам в наследство от пещерных предков. Им был враждебен и опасен весь мир, где бродили саблезубые тигры и гигантские пещерные медведи, а беспомощные человечки сжимались в комок, прислушиваясь к каждому шороху и вглядываясь во мрак расширенными от надвигающегося кошмара зрачками...

Ужас перед сокрушительной силой природы и кровавых детей ее навсегда отпечатался в наших генах.

Первый раз я ощутил его  силу в те времена, когда мы ходили в турклуб к Николаевичу.

Нам было лет по тринадцать-четырнадцать.

На весенних каникулах мы радостной шумной толпой нагрянули в наш поселок (база) в предчувствии новых приключений, новых маршрутов, нового, бьющего ключом, счастья.

Николаич в этот раз был как-то особенно невыносим, мрачен и неразговорчив. Придирался ко всем по малейшему поводу, злобно шпынял нас, довольно грубо и обидно отрывался на «старший состав».

Но к нему привыкли и особо на это не обращали внимания. Николаич... он и есть Николаич.

Первые дни прошли не так, как мы предполагали. Понятно, что всегда первый день — уборка в домике, разбор вещей, продуктов и прочие хозяйственные дела. И уже на второй-третий день мы всегда отправлялись на какие-то небольшие маршруты и тренировки.

Но вот уже третий день проходит, а Николаич даже не намекает, что пора собирать рюкзаки и мы скоро выходим.

Все удивлялись, но никто не осмеливался потревожить злобного руководителя лишними вопросами.

Обстановка царила откровенно напряженная, все чего-то ждали, но никто нам ничего не объяснял.

Вечером я оказался случайным свидетелем неприятной сцены.

К Николаичу пришли приятели из поселка.

Обычно младших загоняли в таких случаях спать, а старшие, привилегированные, сидели со взрослыми за столом.

Я в тот вечер был дежурным и в уголке тихо чистил картошку.

И вот, когда стол был накрыт, взрослые расселись по местам, налили себе по рюмочке, трое парней из старших тоже присели к столу.

«Рюмочек» им, естественно, никто не подавал, за подобное Николаич карал жестоко и беспощадно, немало народу он вышвырнул из клуба за попытки тайно употребить запретные жидкости.

Но сидеть с Николаичем и его друзьями за одним столом старшим парням позволялось.

Короче, все начиналось, как обычно, подчеркиваю - КАК ОБЫЧНО, КАК ВСЕГДА.

Но в этот раз все обернулось не так.

Ни с того ни с сего Николаич уперся ладонями о стол и тихо, но отчетливо произнес, в упор глядя на «старших и привилегированных»:

- А вы, позвольте поинтересоваться, какого… тут расселись?

У парней просто челюсти отвисли!!! У меня, скажу вам, тоже!!!

- Вставайте, вставайте! - продолжил Николаич, потихоньку повышая голос. - Я тут с друзьями общаться собираюсь, а вы чего расселись как господа? Котлы, вашу матушку, не чищены - встали и ВПЕРЕД!!! Что уставились?Марш чистить котлы!

Ну, скажу вам, такой сцены я, привыкший ожидать от Николаича что угодно, и представить себе не мог.

Старших!!!

Самых приближенных и опытных!

Самых верных и самых надежных!

Да… вот так прилюдно макнуть в лужу лицом и, главное, абсолютно непонятно - зачем. Это было сильно. Это было нечто, переворачивающее мир вверх ногами.

Парни разом покраснели, они оказались в полной прострации от такой выходки. Даже слова не вымолвили.

- Я не понял, - опять тихо сказал Николаич, - вас парализовало или вы оглохли? МАРШ. ЧИСТИТЬ. КОТЛЫ!

И тут его взгляд упал на меня. Он скривился и заорал:

-А ты что тут делаешь?

- Я дежурный...- обомлев от страха, пролепетал я.

- Пошел вон отсюда!!!

Я и пошел, схватил ведро с картошкой и бегом во двор, от греха подальше. Следом за мной вылетел чан с водой, вода выплеснулась, а чан с грохотом покатился к ручью...

Я побежал за чаном, и тут же из домика вышел «старший состав». Они закурили, а Витек, самый здоровый из них, окликнул меня:

- Эй, малой, подойди сюда.

Я покорно подошел.

Витек прищурился и грозно приказал:

- Кому скажешь, что видел и слышал, башку открутим. Понял?

Я кивнул:

- Не дурак, понял.

- Сейчас мы котлы вынесем, будешь драить. Или есть вопросы?

- Нет.

- Если Николаич узнает, что ты вместо нас котлы чистил — пожалеешь, что на свет народился. Ясно, щегол?

- Да.

- Возражений нет?

- Нет.

А какие могли быть тут возражения...

Это порядок. Это дисциплина. Это иерархия.

На этом все держится! Так и должно быть.

Мне оставили закопченные котлы, я пошел к ручью их драить, а старшие удалились со двора и наверняка не возвратились до утра.

Когда я часа в два ночи, оставив чистые котелки у порога, прокрался на цыпочках в дом, старших ребят еще не было. Взрослые, сгрудившись в тесную кучку, что-то горячо обсуждали.

А наутро нас ждал очередной «сюрприз».

Николаич устроил раннюю побудку и объявил, что младшие сегодня с ним идут на короткий маршрут в каньон, приказал всем жрать и собираться. Следом Николаич смерил неприветливым взглядом злой, изрядно помятый «старший состав», и скомандовал:

- А старшим - тоже жрать и валить в разведку на ледник.

- Николаич....- осмелился взять слово Витек — Что там разведывать? Мы разве собирались вести туда мелких ? На ледник,что ли, на трещины? Зачем нам туда идти?

Николаич ответил ему неожиданно спокойно и даже как-то доброжелательно.

- Витек, ну конечно, мелкие не пойдут на ледник, им там делать нечего. А вот вы сходите. Проветритесь, посмотрите, что там и как, пофотографируете. Или что, у вас есть возражения?

Нет, возражений, конечно, ни у кого не оказалось!

Все слишком хорошо знали, что за «ласковыми» интонациями Николаича обычно скрывалась нарастающая гроза. Поэтому все - и старшие, и младшие - беспрекословно отправились на завтрак, потом начали собираться на свои маршруты.

Мы с Николаевичем прошли туда-обратно по красивому ущелью, переночевали в верховьях у родника, а на следующий день спустились в поселок.

Дежурные занялись обедом, а мы с Кешей и Анечкой развешивали во дворе мокрые веревки, обвязки и прочее снаряжение, промокшее в бурном каньоне.

И тут... Калитка нараспашку, такое впечатление, что ее «с ноги» отворяли!!! И во двор вваливаются наши ребята из старшего состава...

Никогда, никогда я не видел их ТАКИМИ!!!

Грязные, оборванные, рюкзаки в рваных дырах, глаза безумные, полные страха, того самого … доисторического, генетического, который, казалось бы, можно ощутить как неуловимый запах... А главное, что мне навсегда врезалось в память — у Витька на груди висел фотоаппарат «Зенит» в прочнейшем футляре из толстенной кожи.

Так вот. Футляр фотоаппарата был РАСПОРОТ, как будто какая-то невероятная сила разорвала его почти пополам!

Мы только что и смогли, как рты пооткрывать.

Старшие швырнули свою изуродованную снарягу и кинулись жадно пить из ручья. Было впечатление, что они бежали без продыху многие часы.

Ребята сходу рассказали, что ночевали в охотничьем домике на границе леса и ледника.

Ночью они проснулись от страшного шума, что-то явно огромное начало ворочать балаганчик, они подумали, что МЕДВЕДЬ и что им хана!

Это что-то забралось сверху и начало громить крышу, ребята сжались в комок, накрылись рюкзаками и увидели, как в проем потолка просунулась огромная лапа с серебристой шерстью и огромными когтями (и это была совсем не МЕДВЕЖЬЯ лапа!!!) Она больше напоминала огромную человеческую, только с густой шерстью и страшными черными когтями. Это что-то разворошило все в домике, порвало снарягу, издавая странные, не похожие ни на что звуки с каким-то птичьим клекотанием, тонким, слишком тонким для такого огромного существа, потом ушло во мрак.

Ребята подождали рассвета и бегом помчались на базу.

Когда они закончили рассказ, то все увидели, что сзади стоит Николаич, зеленый от злости.

Он пришел в неописуемое бешенство, заорал, что старшие офигели, пугают младших дикими сказками, а сами просто нажрались самогона в балаганчике, поленились идти на ледник, а вместо того, чтобы честно признаться — истории брехливые сочиняют...

И неожиданно безжалостно списал всех старших вниз.

В принципе - без всякого на то ОСОБОГО повода.

Не за какие-то серьезные провинности, а так, между прочим, за какую-то несущественную ерунду, над которой можно было просто посмеяться.

Точно так же, как впоследствии и нас с Кешей и Анечкой - самых старших, самых опытных, самых привилегированных... И вот-вот взрослых. Поэтому более Николаичу совершенно не нужных.

Может быть, у Николаича была такая особенная тактика, когда старшие становились на порог новой жизни и вот-вот уйдут из клуба, устраивать им «показательную порку». На глазах подрастающего поколения он жестоко и беспощадно выгонял старший состав, чтобы у младших сформировался устойчивый страх и они в будущем не смели прекословить ему, Николаичу. Некие такие иерархические игрища.

Может быть.

А может, и нет.

Зная сейчас все последующие события, можно было представить, что Николаич, наслушавшись местных легенд, послал наших парней... да, да, конечно, - на разведку. Но не ледник с трещинами фотографировать, а на собственной шкуре проверить, есть ли там какая аномальная «чертовщина» или нет, брешут местные — или нет.

Ну так, просто... Взял и послал. А почему бы и нет?

Кто же может знать, что таилось в глубинах души этого самого обожаемого и самого дорогого человека, но не ставшего и на миг ни близким, ни понятным.

Мы тогда хорошо усвоили только одно — все, что рассказали наши старшие, не было брехней, это была чистейшая ПРАВДА.

Потому что этот страх, который мы увидели в глазах нашего «старшего состава», невозможно было инсценировать. Наши старшие, которые, казалось бы, самого черта за хвост поймают, рога обломают и пинков надают, скорее всего, действительно столкнулись с чем-то запредельным и испытали такой страх, который в полную силу передался даже нам через их сбивчивый и короткий рассказ.

Мы почувствовали его «запах».

Мы физически ощутили его неведомое присутствие.

И сами, как вирусом, оказались заражены им навсегда.

А с другой стороны — где бы я был сейчас и что было бы со мной, если бы не жестокая и непредсказуемая школа Николаича, держащего нас на пределе возможностей, без скидок на возраст и недостаток опыта? Справился бы я со всеми свалившимися на меня обстоятельствами?

Не думаю... Как будто он все знал наперед и готовил и себя, и меня, и нас всех… у вот к чему-то такому, что происходит в эти минуты, неотвратимо наступая из темноты.

Он чуял.

Грядет…

Грянет!

Домбай.

В конце маршрута мы загнездились на Медвежьих (или Собачьих, я забыла) стоянках.

Сил было полно, мы решили увенчать наш поход восхождением на Зуб Софруджу и увенчали. Вернулись поздно вечером в лагерь в бодром и приподнятом настроении.

А выглядели мы после маршрута как полагается: мужики обросли бородами, все ободранные, грязные, глаза бешеным сиянием пылают. Такая лихая «разбойничья» компания на вид.

На следующий день нужно было собираться домой, поэтому мы решили устроить небольшой праздник, горланить песни, доедать остатки еды, допивать остатки аптечного спирта, шуметь и веселиться до рассвета.

Пришли с горы мы почти ночью, фонарики сели, не видно ни зги, вокруг горы-горы-горы и ни души вокруг, только мыши задумчиво хрустят нашими сухарями.

Мы бродим по стоянкам, собираем ужин и все такое, громко шутливо ругаемся.

Вдруг кто-то кричит из мрака ночного: «Ребята, можно потише? Голова болит».

Руководитель жутко разозлился оттого, что среди его участников вдруг нарисовался какой-то унылый и наглый ханжа, поэтому с радостью откликнулся с деланным «киношным» акцентом:

— Кто эт-то там болеет голоффой? Кому эт-то мешает настоящий немецкий веселье? Кто хорошо работ-т-тает, тот хорошо веселитт-тся! А если кто-т- то не хочет веселит -т-ся добровольно, добрый Ганс возьмет топор и ваш голов-ва перестанет болеть. А теп-перь ….лагерь… МАРШ повеселит-тся, всем БЫСТРО петь русский песня и водить русский хоровод!

Короче говоря, мы продолжили веселье, ну а в процессе праздника в темноте бродили по стоянкам от палатки к палатке и постоянно обо что-то спотыкались, кто-то, вероятно, кинул рюкзак или еще какое-то барахло, оно в ночном мраке все время попадалось нам под ноги, мы пинали это ЧТО-ТО и ругались нехорошими словами.

Наутро мы просыпаемся и с ужасом видим, что прямо между нашими палатками стоит МАЛЕНЬКАЯ РОЗОВАЯ ПАЛАТКА, а три задумчивых альпиниста, две хрупкие девушки и парень, поспешно и молча собирают рюкзаки и с выражением недоуменного потрясения смотрят на нас.

Ну… мы поняли, что за «барахло» всю ночь пинали ногами.

СТАЛО ОЧЕНЬ СТЫДНО!

Наш руководитель покраснел как рак, прокашлялся и спросил:

— Ребята, ну почему вы НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛИ? Ну хоть бы обнаружили свое присутствие как-то… Мы-то думали, что тут никого нет.

Парень косо ухмыльнулся, хитро подмигнул и ответил:

— Один раз мы подали голос, а потом решили помолчать… Знаете ли… иногда лучше ботинком в бочину, чем ВЕСЕЛИТ-Т-ТСЯ по приказу ДОБРОГО ГАНСА.

Да... В том-то и величие духа человечьего!

Можно нас заставить «туда ходить, туда не ходить», «то говорить, то не говорить», даже плакать можно заставить.

ЛЕГКО.

А вот вынудить человека веселиться от души — невозможно.

Когда мир погружается во мрак, свобода — это не то, что нельзя отнять, а то, что НЕЛЬЗЯ ЗАСТАВИТЬ. Поэтому смех — это последний оплот свободы.

Как бы там не махал топором «всеобщего счастья»… очередной ДОБРЫЙ ГАНС.

В давние времена в нашей компании молодых туристов был парень по кличке Кот.

Парень он был лихой, отважный, крепкий и сильный, надежный товарищ и хороший спортсмен.

А самое главное — он производил неизгладимое впечатление своими ЖЕЛЕЗНЫМИ ЗУБАМИ в его очень-очень юном возрасте. В одном из вариантов его кличка была Железный Кот или Кот с Железными Зубами.

Эти легендарные зубы появились у него потому, что Кот постоянно дрался, падал со всяких ужасных крыш, высоких деревьев, жутких скал, улетал на большой скорости с двухколесных средств передвижения, короче говоря, жил такой вот яркой и активной жизнью, как и полагается любому… молодому Коту.

На мою интеллигентную маму Кот производил неизгладимое впечатление!

Она-то понимала, что нас с Котом связывают исключительно интересы горного туризма, и не более того, но все равно, глядя на него, ее сердце начинало тревожно биться. Ведь каждая мама в окружающих дочь парнях видит призрак будущего зятя.

Это совершенно не соответствовало действительности, но маме все равно было дурно, когда она лицезрела меня в обществе Кота.

Как-то раз я повредила ногу, что было невероятным «счастьем» для моей семьи!

Я сидела смирно в гипсе, жевала вареную курочку, читала книжки и ГА-РАН-ТИ-РО-ВА-ННО в ближайшие месяцы ни в какие походы ходить не могла.

Но как говорится, человек предполагает… И только!

Сижу я, значит, в кресле, вся такая умирающая, в гипсе под пледиком, на столике курочка, кефир и булочка… ничто не предвещает беды.

Тут окно с грохотом распахивается!

В благообразный комнатный уют врывается Кот с рюкзаком, через плечо моток веревки, на поясе скальный молоток, отбирает у меня курицу, с урчанием ее съедает, выпивает залпом мой кефир, засовывает в карман ароматную булочку и орет, вращая глазами и блистая железными зубами в лучах утреннего солнышке:

— ЧЕГО ТЫ РАССЕЛАСЬ??? Поезд через два часа.

Я подымаю глаза над «томиком Тургенева» и томно тыкаю пальчиком в «объективные обстоятельства»:

— Кот! Я в гипсе!

— И ЧЕ??? Для этого и существуют друзья! Тихо, «Маша», я Дубровский, я тебя ОСВОБОЖУ!

Отшвыривает в сторону пледик, хватает огромные портновские ножницы моей бабушки, свирепо ревет: «В БАШКЕ У ТЕБЯ — ГИПС!» … и лихо срезает бинты.

Это был не гипс, конечно, в полном смысле, а лангета, перебинтованная, но выглядело это все равно… круто!

В общем ... мое гипсовое заточение итак уже подходило к концу…

В общем … ничего страшного не случилось, но выглядело это феерично.

Гипс отлетает в сторону, Кот хватает меня за руку и мы удаляемся вперед, навстречу приключениям!

(Снаряга моя хранилась в клубе, а не дома, поэтому можно было выскочить «в халате и тапочках», а через два часа оказаться в поезде по направлению "в горы")

Мама в полуобморочном состоянии стоит в проеме двери, всю эту картину наблюдает, на дверь опирается, но слова вымолвить не может.

Ну а чего… Как все-таки правильно Кот сказал!

«Я тебя освобожу!»

Нездоровье — это, кроме всего прочего, физическая НЕСВОБОДА.

Нельзя пойти куда хочешь, попрыгать да побегать, пойти в поход.

Когда оно серьезное и реальное нездоровье, тут ничего не попишешь, сиди, курочку жуй с кефиром.

Но … у меня была ситуация немного другая!

Нога-то у меня почти выздоровела к тому моменту. И, может, гипс тот уже неделю как снимать было пора, но я не особо торопилась…

Привыкла, понимаете ли, сидеть дома.

Завтраки-обеды-ужины заботливая мама подносит, убирать в комнате не надо, мыть посуду — не надо, ходить в универ и бегать по утрам — тоже не надо, без всяких угрызений совести притом.

НИЧЕГО НЕ НАДО!

Сиди себе дома… Наслаждайся покоем и безделием.

Да еще и на полных «законных» основаниях — никто не скажет, что ты лентяйка и безвольное Чучело Морально Опустошенное, ТЫ ЖЕ В ГИПСЕ!

Все вокруг сочувствуют, вздыхают, хлопают над тобой крыльями, а бледный ореол мученической романтики растет и ширится день ото дня.

Ум надежно обездвижен и стерилен, там царит «хирургическая чистота» - не надо «думать, о чем подумать» или поговорить — тема есть всегда ТЫ ЖЕ В ГИПСЕ!

КРА-СО-ТА.

И вырваться из этого «гипса», который через время охватывает не только ногу, но и голову, проникает в мозг, «гипсует его» намертво — ой, как непросто.

Это поначалу мучаешься, ненавидишь свой гипс, хочешь сбежать хоть куда-то и плачешь от обиды, а посидишь дома месяцок, привыкнешь… и уже абсолютно не хочется НИЧЕГО.

Ни бегать, ни прыгать... ни в поход.

Поэтому человеку и нужны друзья с ЖЕЛЕЗНЫМИ ЗУБАМИ!

Чтоб однажды влезть в окно, схватить огромные портновские ножницы, срезать «вросший в кожу» гипс, сожрать твою курочку, схватить за руку и утащить вперед, навстречу свежим ветрам и новым приключениям!

Чтоб в нужный момент, когда твоя собственная воля уже парализована «гипсом», выгрызть железными зубами к чертям из уютного плена, пока не стало совсем поздно:

«ТИХО, МАША, Я ДУБРОВСКИЙ! Я ТЕБЯ ОСВОБОЖУ!»