Nepodoba

Мы сидели у костра, поглощали пищу в невероятных количествах и шумно общались.

Мы орали заплетающимися языками, как пьяные, но пьяными не были, хотя мы ПИЛИ.

Пили все подряд, чай, молоко, простоквашу, сладкую газировку — лишь бы ПИТЬ.

Нас крыла лихая, нешуточная эйфория.

До этого несколько дней мы шли маршрут без воды.

Без еды находились немного дольше, но то не страшно, а вот БЕЗ ВОДЫ — это было жестко.

Поэтому нас крыло, мы ПИЛИ и не верили, что можно пить сколько хочешь, и эта самая жидкость не кончится.

Ее много. Она везде.

Вода — оказывается, вообще не ценность.

А жажда — оказывается, больше вообще не существует.

Ведьма ушла! Ведьмы больше нет!

Ведьма-жажда больше нас не терзает.

Нас было четыре человека и несчастный сеттер, у которого нос потрескался до крови от обезвоживания.

В эту безводную ловушку, как оно обычно и водится, мы попали по собственной дурости.

Тем жарким, засушливым летом, горы высохли, ни ручейка, ни лужицы.

Вечером первого дня дошли до родника, а ночью в лагерь пришел медведь, видимо, родник был единственным источником воды на многие километры. Ночь прошла в незабываемых ощущениях, он бродил рядом, но судя по всему, желания нападать у него не было, хотя от этого веселее не становилось

Во избежание дальнейших неприятностей мы поменяли маршрут и пошли по хребту.

Думали, что скоро выйдем в нужную точку, но черта с два, каким-то мистическим образом хребет все не заканчивался и не заканчивался, а мы шли и шли.

Воды там не было. Внизу виднелось черти-что, скальные сбросы, стены каньонов, снаряжение у нас отсутствовало, мы не планировали забраться в такие дебри.

Казалось, ну еще несколько часов и мы найдем возможность слезть, но не тут- то было.

Мы шли и шли, а нормального спуска не наблюдалось.

Сбросы становились все страшнее и страшнее, жара усиливалась, солнце пылало над головой как раскаленный глаз дракона.

Позади вторая ночевка без воды. Или третья?

Груз давит на плечи, он кажется невыносимо тяжелым, подкашиваются ноги.

Хребет неумолимо сужается, и вот это уже не хребет, это скальный забор, узкий каменный гребень, «нож», по которому можно идти, с трудом сохраняя равновесие.

Мы, осторожно балансируя, расставив широко руки, ступаем по этому «ножу», а я вижу… он настолько раскален, что камни кажутся прозрачными… они горят и пульсируют на солнце, они становятся ЖИДКИМИ, эти скалы.

Наступаешь, а нога проваливается в сверкающее «расплавленное стекло»… И сейчас гребень вязким потоком потечет вниз. Огненной лавой, замедленным водопадом.

Вот трогаешь камень рукой, а он... растека-а-а-ается в ладони, и его можно ПИТЬ…Откуда-то прилетает затрещина, меня встряхивают за шиворот, отнимают камень, который я себе в рот засунула…

Прихожу в себя.

Да нет, хребет нормальный… Нет никакого скального «ножа», нет никаких жидких камней…

Это было помутнение.

ЧЕРТ!!!

На следующий день один из нас горячо убеждал остальных, что его напарник тут в прошлом году спрятал канистру с пивом. Точно спрятал, он даже знает где, надо только спуститься чуть ниже в сторону отвесной каменной линзы и там… прямо на линзе спрятана канистра с пивом.

Жидким, холодным пивом.

Мы едва поймали его на краю отвесной скалы… Он уже прыгал… За канистрой.

Сухая, морщинистая ведьма плелась по нашим следам и мы слышали ее свистящее горячее дыхание на спинах...

К вечеру мы вышли к воде.

Это была гнилая колода с дождевой водой, застоявшейся, может быть, уже не один месяц.

КАКАЯ ЖЕ БЫЛА ОНА ВКУСНАЯ!!! Эта ароматная густая черная вода…

Это была самая вкусная вода, которую я пила за всю жизнь.

Бедняга сеттер пил и скулил, жалобно и тоненько.

Через пару дней мы спустились в поселок, по пути было полно воды, жизнь казалась прекрасной.

Транспорт ожидался только утром, мы набрали в магазинчике ЕДЫ и ВОДЫ, молока, газировок, расположились у костра и наслаждались жизнью.

Мы не только не пили все эти дни, но и не ели.

Сначала потому что не было воды, сухомятку проглотить было невозможно, а потом мы в помутнении сами ВЫКИНУЛИ еду.

Она страшно бесила. Все равно воды нет.

Все равно мы тут умрем на «жидком» хребте, зачем нам эти галеты и сухая колбаса ?

Собственноручно выкинули.

Ну а потом, когда вода появилась, есть было уже нечего.

Мы поняли свою ошибку.

Нам не стоило уходить на этот хребет, мы не подумали, что будет.

Страх перед очевидной, зримой опасностью (медведь!) — затмил рассудок и не позволил рассчитать, что мы втягиваемся в куда большую и, возможно, более реальную опасность: скальный хребет в зной и отсутствие воды.

А это ведь было совершенно очевидно!

Но легко рассуждать в спокойствии, дома-на-диване, а вот когда ситуация развивается вживую — даже самые умные и опытные ВДРУГ начинают совершать глупые, непродуманные поступки.

Мы даже не набрали воды с собой, мы просто как перепуганные куры побежали прочь...

В общем, мы сидели у костра и шумно все это обсуждали, даже смеялись над собой.

Вот это крутой замес получился, вот это ВЫЖИВАНИЕ!

К костру подошел дедок из поселка, сидел с нами, слушал нас, видимо, ему было скучно, а тут компания. Он угощался чаем и в беседы особо не вступал.

Мы часто повторяли фразу: ВЫЖИТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

И вдруг дед спрашивает:

— Вы же хотели есть? Почему вы не убили и не съели свою собаку?

(Он сказал жестче, не про еду, а про жажду, но я повторять это не буду, пожалею психику читателя).

Мы аж замерли:

— Дед, ты чего, спятил???

— Да нет… — ответил дед и скривился, — просто ненавижу эту фразу «ВЫЖИТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ». Значит, не на все пойдете ради спасения своей шкуры? «Любой ценой», это какой, какой именно, простите? Ради «выжить» убить собаку… вырывать сухарь у старушки... отобрать флягу с водой у товарища… ценой предательства, еще какой-такой ценой? Любой ценой — это какой именно?

— Нет, дед, ну ты что…- я аж заикаться начала от такой речи.- Конечно, не любой.

— Так вот и думайте, что говорите, слово определяет мысли, а мысли определяют действия. «ВЫЖИТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ» — самая мерзкая фраза, которую я слышал в жизни, ребята. Нужна ли вообще жизнь… «любой ценой», если после этого человек, уже не будет человеком.

Мы разговорились.

Это оказался очень непростой дед.

Он был преподавателем в университете, потом попал в какую-то нехорошую историю, недолго сидел, вышел, потерял ориентиры, пить начал сильно.

Потом оказался на отдаленной кошаре, вместе с такими же бедолагами, ну говоря проще — в рабстве. Много-много лет. Потом настали «перестроечные» времена, начались бандитско-национальные разборки на местности, «хозяев» убили, дом сожгли, а «рабы» разбежались.

Пока был в рабстве, пас овец, ну вот привык… и сейчас пасет. Нравится ему.

Он мог сбежать из неволи, когда пас овец на горных пастбищах, легко мог сбежать.

Но он этого не сделал, потому что тех, других, которых держали ТАМ... убили бы.

Чтобы замести следы, если беглец пойдет к властям.

И остальные… тоже  не сбежали, хотя — могли. Всегда кто-то находился взаперти, когда кого-то выпускали на работы.

Поэтому дед точно знает истинное значение этого расхожего постулата — ВЫЖИТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Иногда эта цена — душа наша человеческая.

Последнее время нам назойливо вкручиваются хромированной отверткой в мозг лозунги, типа «здоровье и безопасность превыше всего».

Да, нет, ребята, не превыше…

Существует множество понятий, которые для человека куда выше личной безопасности.

Это и любовь к Родине, и вера, и любовь к ближним, честь и достоинство, принципы, идеалы, жажда познания мира и много еще чего, основополагающего.

Во веки веков ценить свою шкуру выше всех остальных идеалов мира сего считалось большим грехом.

И — несмываемым ПОЗОРОМ.

Мы слишком часто повторяем слова, не вдумываясь в их истинный смысл, повторяем и тем самым множим и множим «вирусы мысли», которые же нас и уничтожают.

Именно уничтожают, как вид, как высшее, духовное существо на планете, как «венец творения».

Потому что человек перестает быть человеком, когда его определяющим смыслом становится эта мерзкая фраза — выжить … ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Системати́ческая оши́бка вы́жившего  — разновидность систематической ошибки отбора, когда по одной группе объектов («выжившим») данных много, а по другой («погибшим») — практически нет. В результате, исследователи пытаются искать общие черты среди «выживших» и упускают из вида, что не менее важная информация скрывается среди «погибших». (с)

***

Май, Ворошиловские коши.

Мы остановились в домике,  после непростого участка маршрута.

Погода начала портиться, по крыше зашуршал мелкий острый снег.

Ощущения были какие-то грустные, подавленные. От непонятных мыслей нас оторвал стук в дверь. Оказалось, подошла группа из Украины. Мы разболтались. У них тоже конец похода, тоже руководитель женщина, но постарше меня, да и вся группа немного постарше и явно поопытнее.

Мы приятно пообщались, обменялись адресами, они отправились ночевать в другой домик.

Их дальнейший путь лежал на Хотютау, потом на Эльбрус. Я с грустью вздохнула… Эх… наш тоже… туда бы лежал!

Но придется идти по запасному варианту — через Азау и домой. Погоды не было и, судя по всему, не будет, обложные тучи нависают над головой, снег идет и идет… А времени у нас мало до конца похода. Идти через Хотю-тау по непогоде — дело мрачное, да и группа у нас слабовата, и сил под конец похода не так уж много!

Так что был торжественно объявлен запасной маршрут.

Всю ночь мело… Утром мы в приподнятом состоянии духа вышли из кошары.

Красотища!

Снегу намело, но не холодно, небо низкое, серое, и ветер какой-то необычно тепленький поддувает.

На развилке помахали следам украинской группы.

Шли бодро. Мокрый снег под ногами неплохо тропился, а снег с неба, незаметно усиливающийся, не напрягал.

Видимость падала. Становилось душно, влажно.

И тихо. НЕБЫВАЛО тихо.

Наконец мы поняли, что видимость упала окончательно.

Стеной падал снег, странный — желтоватый. Все казалось желтым и удушающим — липкий снег и тяжелый воздух.

И совершенно непонятно— обрыв или маленький надувчик.

На расстоянии вытянутого ледоруба уже ничего не видно!

Связались, чтобы не растеряться.

Хорошая черта не слишком опытных людей — выполнять правила.

Гребли уже почти по пояс в снегу совсем вымокшие, задыхаясь от удушающего снегопада.

Так удивительно — тепло, почти жарко, и желтый, грязновато-желтый свет вокруг.

И вот впереди идущий проваливается…

Что это? Трещина? Не может быть! Наверное, яма…

Ну, ничего — связанные же, помогли товарищу, выбраться, идем дальше…

Желтая мгла сгущается.

Шутки поутихли. И вот впереди что-то виднеется, то ли надувчик, то ли… «что похуже». Выпускаем на веревке участника покрепче — посмотреть, что там? Результат привел нас в замешательство.

Разлом. Большой. Где мы?

Немного думаю и объявляю — все, конец пути, вьем гнездо. Склонов лавинных вокруг вроде не видать, а идти дальше опасно.

А палаточка у нас была… «Шторм».

Этот кусочек капроновой ткани (ни про какие тенты и дуги мы тогда не слыхивали) мы называли «оранжевый кошмар».

Сразу нас начало задавливать снегом. Мы не спали, откапывались, держали стойки, ночь как-то скоротали… На рассвете буквально на пять минут небо растянуло, появилась видимость… Далеко в стороне мы увидели перевал Азау и наш… обратный путь.

— Быстро вниз!

И снова опускается желтая мгла и начинается снегопад.

Собираемся.

И тут обнаруживается замечательная вещь!

Ботиночки наши ВЦСПС… того, забились снегом и замерзли, задубели… НАПРОЧЬ!

Ни ногу туда всунуть, ни тем более зашнуровать. И как же мы так прокололись? Видать, под утро, после очередной очистки палатки, чуть задремали — и дали маху, прохлопали ботиночки.

Выковыряли снег, ноги кое-как туда затолкали, и все! Ноги как в гипсе, даже не зашнуровали толком. Но что делать, надо идти!

Без остановок вниз, вниз!

К теплым домикам, а то ножки наши  только хирургам на опыты пригодятся.

Да! В тумане и снегопаде мы вчера дружно сняли очки и спалили глаза. Потому как тучи на небе, совсем не значит, что глаза не сгорят. Но мы, вот, не сообразили.

Шли мы вниз и с «восторгом» видели в редких разрывах, сколько лавинных склонов вчера подрезали. Что спасло? Случай? Счастливая звезда?

Под вечер выгребли к «нашему» домику — живые, почти не помороженные, с пожженными глазами, но все-таки в меру здоровые.

Начали гнездиться. И тут к нам подбегают какие-то ребята: «Эй, вы откуда?» Мы говорим: «С Азау». А они нам объясняют: «А вы в курсе, что группа из Краснодара на Хотютау погибла?»

Мы оседаем тихо… Как? А дело в том, что еще одна команда из Краснодара бродила в окрестностях, но у них не был в программе Хотютау.

Тут другие ребята подходят: «Так вот же они, погибшие!»

Начали разбираться… В результате выяснилось следующее — когда мы выходили на Азау, в отдалении стоял чей-то большой лагерь. Нас все видели и хорошо запомнили — группа из Краснодара, пять человек, руководитель женщина, идут на Хотютау. Мы тогда еще не определились, что идем по запасному варианту.

А украинцев никто не заметил, они вечером подошли.

По совпадению: их тоже пятеро, руководитель — женщина, идут на Хотютау. Поэтому когда спасатели начали спрашивать, откуда была группа, все дружно ответили: «Из Краснодара».

Ну, мы вот они, живые-здоровые… Получается… Те ребята? С которыми мы общались в последний вечер перед выходом? Как же так? И мы начали узнавать, что же произошло.

В то утро, когда они и мы выходили на маршрут, дали штормовое предупреждение, там еще песок пустынный пришел откуда-то. Поэтому желтое все было.

Украинцы вышли на Хотютау, видимость упала, потеряли ориентиры, зашли в зону разломов. Один провалился — не смогли вытащить, что было дальше — подробностей нет, но еще двое замерзли…

Какой угнетающе похожий сценарий…

Мы просто оказались слабее и неопытнее — и не пошли на Эльбрус.

Мы просто оказались слабее и неопытнее — и побоялись идти дальше, как только поняли, что заблудились.

Мы оказались слабее и неопытнее — и благодаря этому остались целые и невредимые… как бы парадокс.

Но самом деле, все немного не так.

С нами ничего не случилось,вовсе не потому, что мы были относительно СЛАБЫЕ И НЕОПЫТНЫЕ.

Если бы только это, возможно мы бы поперлись, вытаращив глаза, «вперед к сияющим вершинам» (с) и наверняка или загнулись, или нахлебались изрядного лиха.

А потому что мы ориентировались не только на восторженный опыт «победителей», которые лихо что-то прошли и громогласно транслируют на весь белый свет, как там все легко и просто, и вот они в сиянии славы, наслаждаются аплодисментами.

Мы слушали немало тихих рассказов у догорающих костров от седых руководителей, которые, пригубив спирта, шепотом, делились с нами своими ошибками, промахами, трагедиями, а иногда и стыдом.

Делились, «сквозь зубы», хмурясь и запинаясь, только чтобы мы, молодые, учитывали их болезненный опыт и… ЖИВЫ БЫЛИ.

Высказываясь на публике, соблазн показать себя в лучшем свете, скрыть ошибки и продемонстрировать «идеальность» слишком велик. Ориентироваться исключительно на опыт победителей — опасно.

Жаль, что вот этих бесценных, горьких «рассказов у костра» становится все меньше и меньше.

Мы, в основном, учимся на искаженных бравурных репортажах, а это так легко приводит к тому, что нами управляет не злая правда жизни, с суровым и не всегда приятным лицом, а надутая «силиконовая красотка», систематическая ОШИБКА ВЫЖИВШЕГО.

Мне известно несколько случаев, когда опытные туристы «ломались» на абсолютно несложных маршрутах, а некоторые даже прекращали ходить в горы.

Двое из моих знакомых, люди с нехилым горным опытом, однажды попали в простой поход и … он стал для них последним.

Парень после «пятерки» на Памире повел «единичку» в Архыз, вернулся в совершенном раздрае, рассказывал какие-то нелепые ужасы и тихо «завязал».

Девушка после суровой «тройки» отправилась на пикник с друзьями. Ребята заблудились, натерпелись лиха, и больше она не ходила никуда. Даже с учетом блуканий по лесу в том походе не было ничего такого, что могло сломать бывалого «воина». Но… тем не менее!

Я теоретически понимала, почему такое могло случиться.

Человек после сложного похода испытывает эйфорию, ему кажется, что простые препятствия он должен проходить на раз-два, это же ерунда, отношение пренебрежительное.

Но горы есть горы, идти под тяжелым рюкзаком всегда нелегко.

Особенно, если ты засунул в этот рюкзак много ненужных вещей — подумаешь, это же ЕДИНИЧКА! Можно набрать лишних «носочков и трусиков».

Особенно, если ты взял слишком быстрый темп в начале — подумаешь, это же ПРОГУЛКА, я тут лететь должен, а не идти.

А еще я растер ноги до крови, потому что надел новую обувь, а еще я посижу у костра до рассвета, а не пойду спать вовремя — ДА ЧТО ТАМ, это же «единичка»!

А в конце концов вот этих «ДА ЧТО ТАМ» становится так много, что они с треском ломают хребтину и как будто совершенно на ровном месте…

Я это мозгами понимала, но полностью не могла осознать.

Как так? Это же как будто мушкетеры, которые бодро дрались с «тысячей чертей» острыми шпагами, вдруг испугались медсестричку со шприцем.

Это как будто писатель, романами которого восхищаются миллионы, запнулся на школьном сочинении.

Это как будто Робинзон провел 28 лет на необитаемом острове, а потом очутился запертым в лифте и спятил.

А затем нечто подобное произошло и со мной.

Как-то раз меня уговорили пойти в поход «слезами, взятками,обмороками и шантажом». Хорошие люди уболтали и я поддалась.

Я горько пожалела о своем решении!

Мне было ОЧЕНЬ ФИГОВО.

Мне все виделось в черных тонах и любые мелочи казались преувеличено ужасными.

Еда была гадкой — ну какой псих будет жрать с утра манную кашу, как идти на этом можно??? И чего это они постоянно болтают языками и ржут как кони? Ни минуты тишины, чтобы «птичек послушать».

А этого знойного мучачо с гитарой я вообще бы в котле с кашей утопила: «Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались…»

ЗДОРОВО! Здоровее не бывает.

Дым костра выедал глаза, комары кусали, под боком в палатке постоянно попадались острые камни, перед глазами уныло хлюпал крыльями призрак манной каши.

СТОП!!! Тормозила я себя, ну как же так???

Какие, к черту, камни, комары и едкий костровой дым? Я же не кисейная барышня, которая впервые покинула ванильную спаленку и оказалась в палатке. Я бывалый «горный волчара» с вот таке-е-ен-ным опытом всяких передряг, а тут на ровном месте готова обрыдаться и бежать домой!

Все понимала, но легче не становилось.

Я непрерывно мерзла и моментально простудилась!

Я!!! Которая всю горную жизнь обливалась холодной водой, бродовала ледяные реки и ходила в суровые зимние походы.

Я плелась в хвосте группы, ненавидела весь окружающий мир и себя за то, что ВДРУГ оказалась таким куском дохлятины тогда, когда меня попросили пойти, чтобы помочь.

Нет, я помогала, конечно, опыт-то никуда не делся, но… физически и морально я была совсем…. Не персик.

А еще это весьма унизительно, когда на тебя смотрели, как на «небожителя», а ты … едва передвигаешь ноги.

Каждый шаг мне давался тяжелее предыдущего, и я поймала себя на мысли, что хочу плюнуть на все и отправиться домой.

Но поняла, что если это сделаю, «травма», нанесенная мне этим мероприятием, будет слишком глубока, а к ней добавится еще и горечь поражения, потеря самоуважения и СТРАХ, что такое может повториться.

Просто НЕЛЬЗЯ сдаваться и уходить с маршрута.

Для себя самой.

Я успокоилась, мы нормально прошли поход, но я искренне не понимала, ЧТО это было со мной.

Через время мне попался один исторический факт, который помог немного разобраться.

«… В 1944 голу балкарцы были депортированы в республики Средней Азии, но двое балкарцев Жангуланов Ахья Аслангериевич и Хуболов Махмуд предпочли остаться на Родине. Они скрылись в горах на северных склонах Эльбруса.

М. Хуболов умер в 1973 году.

После смерти своего друга Ахья жил один и в 1976 году сдался властям добровольно.

В 1956 году балкарцы вернулись на историческую Родину, но кавказские «робинзоны» этого не знали, они прожили 32 года в пещере в полной изоляции от всего мира.

Причем это не субтропический остров Робинзона, а суровые горы Северного Кавказа. Этот своеобразный рекорд проживания в экстремальных условиях вряд ли кто сможет повторить (с)»

И я поняла!

Человек может «робинзонить» десятилетиями, или не спать ночами ради научного открытия, голодать ради написания романа, пахать сутками — и все это спокойно переносить.

Но если же вдруг ему придется сделать все то же самое, но по ПРИНУЖДЕНИЮ — это будет психологическая катастрофа. И физическая.

И даже знаменитый писатель замрет над школьной тетрадкой, если … его ЗАСТАВЛЯТЬ написать простенькое сочинение!

Только одно слово обозначает границу между «вдохновенным трудом» и «рабским бременем» — ПРИНЦИП ДОБРОВОЛЬНОСТИ.

Ахья и Махмуд провели в полной изоляции в пещере на Эльбрусе три десятилетия!

Но это был их личный выбор, между ВОЛЕЙ и ПРИНУЖДЕНИЕМ.

В обоих вариантах их ждали опасности и неизвестность.

Но только в одном случае они бы могли сказать, шагнув за ПОСЛЕДНИЙ ХРЕБЕТ: «Не о чем сожалеть! Это моя — ВОЛЯ!»

И с туристическим парадоксом «падения на ровном месте» — то же самое.

На всех сложных участках я шла с радостью, потому что я … ХОТЕЛА ИДТИ.

Трудности казались «приключением», а не «пыткой».

А в простенький поход меня идти УБЕДИЛИ, уговорили, уболтали, и я шла туда «сцепив зубы», без малейшего желания или интереса.

Поэтому… все виделось в черных тонах и любая мелочь приобретала катастрофические размеры.

С тех пор я никогда не убеждаю никого идти в горы, не уговариваю и не «соблазняю», даже если точно знаю, что для человека это будет полезно, а может и спасительно.

Хочешь? Пошли.

Сомневаешься? Ну… надумаешь, приходи, дверь открыта.

Человек подневольный — это не сила, рвущая горизонты, это тяжкая обуза и для других и … для себя самого.

Никого нельзя тащить «к счастью» за шиворот. Ничего хорошего не будет.

Нельзя «причинять добро» насильно.

Ну а если вдруг случится выбор— либо уныло гнить в душном «загончике», либо в пещеру на Эльбрус… думаю, что добрая воля, свежий ветер и сила свободного духа помогут перенести любые испытания.

Как бы не давили обстоятельства, как бы не сдвигались вокруг каменные стены, как бы не сгущалась тьма, я знаю, что там, среди вечных снегов, в безмолвных ледяных пустошах оставили для нас НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ зажженную свечу... ЭЛЬБРУССКИЕ РОБИНЗОНЫ.

Использованные материалы

История покорения Эльбруса. Автор Н. Будаев

Это было давно, на заре эпохи интернета, и чтобы поговорить о чем-то важном, люди все еще предпочитали встретиться лично.

Была одна история, даже не то, чтобы история, а так… разговор.

Разоткровенничался со мной один товарищ, даже не товарищ, а так… хороший знакомый.

Мы с ним, как говорится, «с одного котла не ели, стены вместе не рубали», но периодически общались и делились впечатлениями о горах, о пройденном и о планах.

Поведал он мне о том, что прошлым летом была у него одна ситуация, о которой я кое-что знала, но без подробностей.

Короче говоря, были они втроем в горах, двоих побило камнями, улетели со склона, сильно травмировались, а моему знакомому повезло, слегка поцарапало, соответственно, он побежал вниз, за спасателями.

Поднимались с отрядом наверх вместе, друзей спасли, история завершилась благополучно, все в результате живы и после некоего пребывания в гипсе — здоровы.

Сама по себе рядовая такая история, ничего особенного.

Но вижу, что знакомый мнется, словно что-то еще хочет добавить, но не решается.

Ну я предлагаю ему высказаться до конца, видно же, как рвет его что-то изнутри. Он помялся немного и говорит:

— Знаешь, что у меня крутилось в голове все время, пока мы шли наверх со спасателями? Нет, не то — как там мои друзья… успеем ли мы вовремя, нет… У меня навязчиво жужжало в мозгу: «Вот если они там помрут… ничего себе, какую крутую историю я буду рассказывать всем знакомым! И в ИНТЕРНЕТЕ ДАЖЕ НАПИСАТЬ МОЖНО, вот будет история, так история!!!» Ужасался, гнал эти мысли от себя: это же мои друзья, как же так думать можно… А между тем — ДУМАЛ, ДУМАЛ, ДУМАЛ!!! Мы со спасателями пришли, пострадавшие радуются, а я в сторону ушел и хотел заплакать… У меня было реальное помрачение, я как будто ослеп душой. ОЛЯ, ЧТО ЭТО БЫЛО ЗА ЗАТМЕНИЕ???

Я не помню, что я тогда ответила, вряд ли что-то интересное и существенное.

Я не знаю, как сложилась жизнь этого парня, но часто вспоминаю эту «исповедь».

Когда наступил апофеоз массовой истерии с «аплодисментами» невидимых зрителей, когда ради хорошей истории или удачной картинки, буквально перешагивали через жизни, свои и чужие, я думала: «наверное, этому парню очень повезло, он получил некую «прививку» от этой «болезни».

Потом поняла, что и Я ТОЖЕ, тогда получила «прививку», потому что периодически возникал большо-о-ой соблазн рассказать какую-нибудь крутую историю, аж «уши чесались, но я останавливала себя, потому что история-то определенно стоящая, но… если я что-то напишу, я сделаю больно тем, кто узнает себя. Не стоит ради истории ранить людей. Хотя … не скрою, иногда очень сложно сдерживаться.

А сейчас, я смотрю по сторонам, и осознаю, что я неправильно интерпретировала.

Тот человек, удивительно верно сформулировал.

Не БОЛЕЗНЬ, нет… именно ЗАТМЕНИЕ.

Как будто однажды взошла мертвая «силиконовая луна», которая затмила солнце над головами.

Если вдруг померк свет в глазах — это не значит, что мы больны, или ослепли, иногда это обозначает, что просто наступило ЗАТМЕНИЕ.

А от затмения … нельзя получить «прививку».

«Силиконовая луна» - это универсальное оружие, она действует на всех одинаково, и на тех, кто верит в нее, и на тех, кто не верит.

Потому МРАК всегда вызывает СТРАХ. Это зашито в наших генах.

И боятся все в равной степени, и те, кто верит в нее, и те, кто нет придумывает себе разные причины — но слепнет одинаково.

Но тому парню, давным-давно, все равно повезло!

Суть была не в том, что он подумал нечто эдакое, суть была в том, что он нашел в себе смелость, все осознал и СКАЗАЛ ПРАВДУ.

В первую очередь самому себе.

Он не отмахнулся, как от минутного наваждения, не затолкал украдкой под диван постыдную кучку, а увидел кошмар внутри себя, вытащил его на свет и вышвырнул прочь.

Эту прививку нельзя ПОЛУЧИТЬ ИЗВНЕ.

Можно только переболеть и выработать от нее собственный иммунитет.

Или … «силиконовая луна» сожрет без остатка.

Даже если безнадежно темно — надо включать «фонарики», расставлять свечи на окнах, жечь факела и разводить костры, делать все что угодно, чтобы разгонять тьму.

Правда — это свет.

А свет — это единственная ПРИВИВКА ОТ ЗАТМЕНИЯ.

(Сказка по мотивам воспоминаний Анджеллы Кишевой и Дугласа Фрешфильда)

Ду́глас Фре́шфилд (1845-1934)— член английского Альпийского клуба, президент Королевского географического общества . Занимался альпинизмом во многих странах мира, но главным альпинистским подвигом Фрешфильда стало открытие для европейцев Кавказа.

***

В одном маленьком горном поселке, давным-давно жила маленькая девочка.

Девочка торопилась появиться на свет, родилась совсем крошечной и никто не верил, что она выживет. Отец принес ее домой в папахе, потому что мать боялась взять ее в руки.

Жизнь этой девочки с самого начала — была заботой ангелов.

Ее назвали Анджелла.

Девочка росла умной и доброй.

Однажды, она нашла маленького истощенного Ослика, его бросили среди мусора, как ненужную вещь, у него были черви в ногах, он умирал.

Девочка выходила его и они стали друзьями.

Отец отправлялся косить траву на коне, а девочка ехала рядом, на своем Ослике.

Девочка и Ослик любили сидеть на зеленом холме за поселком, вдыхать запах прогретого полуденным солнцем чабреца и любоваться, как пылают льды на высоких вершинах.

Они смотрели на гору Эльбрус и мечтали, что когда-нибудь вместе на нее поднимутся.

Девочке очень хотелось на Эльбрус, потому что мир можно понять, только посмотрев на него с высоты.

Однажды в поселок прибыла экспедиция англичанина-альпиниста Дугласа Фрешфильда.

Девочка с Осликом наперегонки побежали проситься с ними в горы.

Анджелла рассказала Фрешфильду, что она очень сильная, у нее есть друг Ослик и крепкая тележка, в которой она возит траву.

Объяснила, что умеет печь хлеб, варить грушевое варенье, может трудится с утра до ночи и никогда не уставать, и вообще умеет делать все на свете, а что не умеет — тому быстро научится, как и все другие девочки, которые выросли в горах.

Но ей все равно отказали, девочкам в те времена было нельзя ходить в экспедиции.

А вот Ослика взяли, потому что ... ослик.

Девочка не завидовала Ослику, друзьям не завидуют!

Они — ОДНА КОМАНДА, а в настоящей команде есть закон — поднялся на вершину один, значит… поднялась ВСЯ КОМАНДА.

Восхождение — это результат труда многих людей. Даже тех, кто не видел вершину в глаза, и повара, и врача, и тренера, и родных которые ждут дома и … ангелов, которые разгоняют тучи. И все они, частичкой своего труда — побывали на вершине.

Перед восхождением девочка обняла Ослика и пожелала ему обязательно подняться на вершину, пусть он самозабвенно идет вперед, но не рискует попусту.

Вершинам не нужно, чтобы кто-то страдал, вершины существуют чтобы находить друзей, а не терять их…

«Посмотри на мир с высоты и расскажи мне, что там, за самым высоким хребтом, - попросила девочка - говорят, что где-то есть целый мир, в котором вообще нет никаких гор…»

С Фрешфильдом отправились пять человек из маленького поселка и в том числе восьмидесятилетний горец Ахия Соттаев.

Почему он пошел? Старики и дети лучше всего всего чувствуют зов горизонта.

Альпинисты поднимались по крутым снегам, но перед вершиной вдруг стало очень холодно и страшно.

Впереди показались темные скалы и поднялся сильный ветер.

Суровые иностранные альпинисты начали сомневаться, идти ли им дальше, но посмотрели на старика и подумали, что если ОН ИДЕТ, мы точно должны идти.

А старик посмотрел на Ослика и подумал, что если ОН ИДЕТ, я точно должен идти…

Они упрямо двинулись вперед и поднялись на вершину.

"Я сказал, - пишет в своем отчете Фрешфильд, - если носильщики пойдут, и я с ними".

"Если один пойдет, то и все пойдем", - добавил Мур.

С этого момента холод, хотя и суровый, перестал быть мучительным» (с)

С вершины Ослик посмотрел вокруг, чтобы узнать — что там, за самым высоким хребтом. И правда ли есть на свете мир, где нет никаких гор.

Но за самым высоким хребтом вздымался еще один хребет, а за ним другой, в пенных облаках расстались белые вершины и куда бы он ни посмотрел, он видел видел только — ГОРЫ.

Когда Ослик вернулся, он сказал девочке, что на самом деле все это неправда, люди врут, никакого МИРА, ГДЕ НЕТ ГОР — НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

Девочка выросла и уехала жить в город.

Город был большой и красивый, но там не было вершин, на которые можно смотреть, травы, которую нужно косить и запаха разогретого чабреца на полуденном солнце.

И Ослика тоже больше не было.

Ее принесли в этот мир в отцовской папахе, она улыбнулась первый раз, когда багровые вершины дрожа вздымались над грозовыми тучами, она никогда не плачет, она умеет печь самый вкусный хлеб, варить грушевое варенье и помнит все старые сказки наизусть.

Анджела сейчас живет в пригороде самого главного города страны.

Нет, ей совсем не плохо живется, есть новые друзья, и дела, и радости, но иногда ей становится грустно и одиноко.

Она садится на лавочку у дома и смотрит на соседский сад, где зреют яблоки и груши, которые никому не нужны, поэтому ей разрешают их собирать и варить варенье. Вздыхает, слыша, как мычат коровы, которых не никогда не выпускают пастись на живую травку.

Она чувствует призрачный холод и кутается в теплую вязанную кофту.

Далеко-далеко грохочут поезда, у ее ног мурлычет огромный черный кот, она закрывает глаза говорит шепотом — на самом деле ... это все неправда!

Всего этого — на самом деле нет, это странная фантазия.

Потому что Ослик совершенно точно сказал, что никакого мира, где нет гор — не существует.

Ослик побывал на вершине Эльбруса, сам Фрешфильд наградил его морковкой и он лучше знает, что есть на свете, а чего — нет.

Она думает о том, что у нее сложилась … очень хорошая жизнь, только немного жаль, что Фрешфильд не взял ее в экспедицию.

Она открывает глаза, гладит загадочного черного кота, улыбается и знает ПОЧЕМУ...«с этого момента холод, хотя и суровый, перестал быть мучительным»

Но, позвольте, ведь Фрешфильд был на Эльбрусе задолго до того, как девочка Анджелла появилась на свет?

Ну и что… Это же сказка!

А в сказках, легко бегут рука об руку, герои настоящие и вымышленные, мир реальный и мир невидимый, пересекаются эпохи и совмещаются пространства, но самое главное в сказках — они позволяют ВСТРЕТИТСЯ ТЕМ, КТО БЫ НИКОГДА НЕ ВСТРЕТИЛСЯ.

И об этом точно знает он... ОСЛИК ФРЕШФИЛЬДА

P/S. За этот рассказ спасибо моей дочери Ульяне, которая рассказала про Анджеллу.

У моей бабушки была старинная немецкая статуэтка.

Фарфоровая пастушка с изящным посохом, а рядом крошечная овечка.

Когда я была маленькая, мне очень нравилась эта статуэтка, но я боялась брать ее в руки, потому что она казалась такой хрупкой, как будто только чуть прижмешь ее пальцами и она рассыпется.

Я сидела, оперившись щекой на кулак, долго смотрела на фарфоровую пастушку за толстым стеклом в старом дубовом шкафу и сочиняла сама себе сказки про пастушку, ее овечку и про другие статуэтки.

Про остальные фигурки было не так интересно сочинять, потому что их можно было без страха брать в руки и поиграть.

А с тем, что можно потрогать руками — сказки не получается!

А невесомая пастушка — была сказкой. Ну… или постоянным поводом для сказки.

Молли, девушка-новичок в команде на Казбек, была удивительно похожа на эту пастушку, такая же тоненькая, фарфоровая, почти прозрачная и очень хрупкая.

Она была настолько худенькая, телосложением как ребенок, что на нее было страшно смотреть.

Когда мы набирали новичков, она пришла, упрямо посмотрела на меня глубокими голубыми глазами на бледном лице и попросилась в горы.

Я не скрою, что с неприкрытым ужасом посмотрела на нее.

Какие … горы? Да она весит чуть больше рюкзака и не надо быть доктором, чтоб определить, что у нее какие-то проблемы со здоровьем.

Но я никогда не была человеком, который в своих решениях ориентируется только лишь на рациональное.

Что-то было во взгляде этой странной девушки, Пронизывающее и запредельно сильное, что заставило меня принять парадоксальное решение.

Я поговорила с мужиками и мы оставили ее в группе новичков. Никто особо не возражал.

Начались лекции и тренировки.

Девушка честно рассказала о своих проблемах, ну да… проблемы конечно были.

Некоторые люди со стороны мне неприкрыто говорили: «Оля, ты совсем чокнулась, как можно брать на Казбек человека, который полгода назад был лежачим больным?»

Не знаю, но я всегда верила в чудеса. И продолжаю верить.

А с тем, что можно «потрогать руками» - сказки и чудес не получается. Иногда человеку нужна «статуэтка в дубовом шкафу», чтобы смотреть и сочинять сказки, которые сбываются.

Ну а кроме того… ДА ЧЕРТ ПОДЕРИ!!!

У нас огромная толпа, полно сильных здоровых мужиков, ну неужели у нас не хватит сил просто подарить человеку то, о чем он мечтал?

На метео, если что, ее оставить можно, в «рюкзаке донести» в конце-концов, она же ничего не весит… эта девушка. Но она хотя бы увидит — ГОРЫ.

В любом случае, делать добрые дела, куда важнее, чем подниматься на вершины. Все таки!

На тренировках Молли была великолепна!

Ее упорству, ответственности и силе духа, молчаливому терпению, могли позавидовать многие серьезные спортсмены.

Мы называли ее Молли.

Ну потому что в группе оказалось полно созвучных имен, сплошные Коли, Лели, Оли.

Поэтому всем дали прозвища, переименовали, ибо вот так начнешь орать кому-нибудь предупреждение, обязательно откликнется не тот, кому угрожала ж-жуткая смертельная опасность.

Хрупкую девушку звали Оля, мы ее "обозначили"  Моля, Молли, с буквой «М» впереди, потому что она была очень маленькая...

Я помню несколько ярких эпизодов.

Однажды, почти вслепую от секущего глаза снега, полусогнутые под порывами ветра, мы подгребли к перевалу. Холодно было страшно. Ветер продувал так, что казалось, будто косточки на собственном скелете шевелятся и потрескивают от холода.

Глядя на Молли, вообще становилось нехорошо.

Ее сжавшаяся, скрюченная фигурка на пронизывающем ветру казалась совершенно жуткой и какой-то полумертвой. В полудохлой пуховке из секонд-хенда, без грамма жировой прослойки в организме.

Нам, здоровым коням, было не по себе, а ей? Ей было каково! Но она мужественно сообщала, что с ней все в порядке, что чувствует себя комфортно и уютно. Хотя губы едва шевелились от холода, она все равно улыбалась.

Казбекская метеостанция.

Молли целый день как заводная ходила по коридорам метео, как маленькое белое привидение. Белое, потому что на ней белый комбинезон, белая пуховка, белая шапочка, и белое-белое лицо. Ей было очень плохо, но она ходила по коридором без остановки, чтоб не лечь, не уснуть и горнячка не достала окончательно. Ее бледность и горящие глаза пугали даже видавших виды грузинских альпинистов.

Склон Казбека.

У Молли очень специфический ход, она двигалась очень медленно, но без остановок, тихо и упорно, где было возможно– группа отдыхала, а она продолжала идти, шаг за шагом, по склону дальше.

И самое удивительное, что за счет этого бесконечного и безостановочного движения, она почти не тормозила группу, подумаешь, отдохнуть на несколько минут дольше, зато — какая радость смотреть, как белая-белая фигурка упрямо идет вверх.

Казалось — ничто не может ее остановить.

А если кому-то из нас становилось тяжко, или мысли какие пораженческие проникали в мозги, мы смотрели на Молли — если она ИДЕТ И НЕ НОЕТ, нам-то … вообще грех «брови хмурить».

Не столько мы помогали Молли, как Молли помогала нам.

Поразительное мужество, очень стойкая нервная система – она ничуть не психовала, что отстает, ни на что не обращала внимания, шла и шла… она все время стоит перед глазами – крохотная фигурка в белом, упрямо и неотступно идущая вверх.

Молли на вершине!

Стоит и молча смотрит вдаль.

Казалось, сейчас ветер подхватит ее как белое перышко и унесет за собой в небеса … в сказку…

После похода на Казбек, Молли резко переменила свою жизнь, вдруг, неожиданно для родных и близких, да и уехала в отдаленный поселок в Карачаево-Черкессии, учить детей литературе и русскому языку.

Я часто думаю о ней.

Очень часто.

Я представляю, как далеко-далеко, в горах, на зеленом-зеленом лугу сейчас стоит тоненькая фарфоровая Молли, вокруг нее резвятся дети, на зеленой траве разбросаны добрые книжки, на небе плывут облака, а рядом пасется овечка, такая же белая, как облака на небе.

Я знаю, что Молли сейчас счастлива.

Она находится там, где ей положено, в чудесной сказке, которую нельзя «потрогать руками», а только мечтательно смотреть на нее, из-за толстого холодного стекла времен.

Простая, добрая сказка — МОЛЛИ И ОВЕЧКА.

P.S. За этот рассказ спасибо Пакину Олегу из города Орша, который напомнил мне в разговоре про Молли, и перед глазами — ВСПЫХНУЛО.

(из серии «Животные Замечательных Людей», содержит элементы туристского фольклора и безобидного юмора)

Андре́й Васи́льевич Пастухо́в (1858-1899)— русский альпинист, геодезист, гляциолог, этнограф, биолог, исследователь Кавказа, классный военный топограф Корпуса военных топографов.

***

Широко известно в научных кругах, что все знаменитые путешественники и исследователи Кавказа очень любили животных.

Не был исключением и знаменитый русский военный топограф Андрей Васильевич Пастухов. Кроме своих горных подвигов, Пастухов известен тем, что написал множество очерков о жизни животных, птиц и насекомых в тех местах, где до него не ступала нога исследователя.

Не секрет, что во всех путешествиях военного топографа Пастухова сопровождал верный спутник, полярный зверек песец. Песец — умное, отважное, сильное и выносливое животное.

Песцы чрезвычайно прожорливы, но их неукротимое пищевое поведение с лихвой компенсируется непривередливостью и всеядностью.

Песцы с аппетитом поедают все, что попадается им на пути из органики, и особенную радость им доставляет обнаружение туристских пищевых запасов. Когда туристы находят свои разоренные заброски — они совершенно не сомневаются, кто именно поживился их продуктами, с характерными эмоциями рвут волосы на голове и громко кричат: «Это песец! Это песец!»

Широко известен в горном сообществе и следующий факт. Если в названии перевала присутствует имя Пастухова, то с этим объектом будет связано множество незабываемых впечатлений — перевал Пастухова, вершина Пастухова, скалы Пастухова...

Наиболее очевидно это становится для тех, кому довелось побывать на перевале Пастухова (3720, 1Б), соединяющем р.Кюкюртлю и р.Битюктюбе. И особенно у тех, кому удалось с него благополучно спуститься.

Бесспорно, этот научный феномен связан именно с маленьким полярным спутником известного путешественника, который вместе с ним навестил все эти перевалы и вершины.

Андрей Васильевич Пастухов за свою очень короткую, но невероятно насыщенную жизнь (он прожил всего 41 год), исследовал и описал великое множество вершин и перевалов Кавказа.

Он был первым в истории русским альпинистом, который поднялся на обе вершины горы Эльбрус.

А в 1889 г. вместе с казаками Лапкиным, Потаповым и осетином Цараховым, совершил первопрохождение на Казбек с севера, этот непростой маршрут так и называется — маршрут Пастухова.

На вершине Казбека был установлен красный флаг, который был виден из Владикавказа. «Жители Владикавказа собирались на набережной Терека, смотрели в бинокли на Казбек и живо обсуждали причины необычного события» (С).

Это привело в праведный гнев начальника полиции г. Владикавказ и по возвращению Пастухова с восхождения, у него строго потребовали убрать крамолу с горы.

Пастухов ответил, что никакого политического подтекста в этом кумачовом полотнище нет, просто никакой другой цвет не виден на фоне ледников и доброжелательно предложил возмущенному царскому чиновнику, если ситуация ему кажется двусмысленной — послать туда несколько полицейских для немедленного снятия.

Высокий чин крепко задумался, внимательно посмотрел на белого пушистого спутника путешественника и оценил его воодушевленный предвкушающий взгляд.

А затем решительно постановил, что цвет не очень то … красный, можно сказать, что возможно он вообще БЕЛЫЙ, а возмутительный красный цвет ему придают отблески заката, но ведь с солнцем то ничего не поделаешь? Его даже силой полицейского вразумления не заставишь… поменять цвета. «И животное уведите, пожалуйста, из кабинета поскорее!»

«Красный флаг еще долго развевался на виду у граждан Владикавказа, пока ветры не истрепали его» (с)

Когда мы первый раз поднимались на Казбек, меня не оставляло ощущение, что я не могу… вот не могу представить себе КАК ОНИ ШЛИ, Пастухов и его отважные спутники.

КАК?

В каком снаряжении, в какой одежде, как это вообще было возможно?

Мы тут в отличном снаряжении, со связью и прочими благами, а они… в самодельных кошках.

Мы топаем по популярному МАРШРУТУ, а они шли в ледяную тревожную неизвестность.

Мы идем всего лишь на вершину, а они — к опасной, неведомой и запредельной мечте.

Они шли не просто на Казбек, они шли в НЕИЗВЕДАННОЕ.

Мне стало так пронзительно грустно и я позавидовала им, идущим в вечности времен, потому что у нас не осталось ничего неведомого, а у них было столько всего впереди, и даже  Эверест далек, как призрачная мечта. И в космосе могли летать только ... ангелы.

Я будто зрительно увидела четыре человеческие фигурки на ослепительном льду, а следом одну, четвероногую… с пышным хвостом.

На мгновение мне показалось, что полярный зверек притормозил и посмотрел мне прямо в глаза.

Ничего, ничего, даже если НЕИЗВЕДАННОГО не осталось, мы сумеем даже «в вольере» устроить Большой Песцовый Фестиваль. Были бы силы, было бы — желание!

Посмотрел, принюхался и… стремительно помчался в нашу сторону.

Прибежал, да и остался с нами навсегда.

Вот и сейчас, он здесь, со мной, он — всегда со мной. Сидит, внимательно следит за каждым моим движением и хитренько улыбается.

А если присмотреться, то там, в облаках за краснодарским окном, вдруг выглянет вершина Казбека, и вспыхнет над облаками высоко-высоко красное полотнище, поддразнивая благополучно вымерших ныне чиновников и старорежимных представителей царской охранки.

И сдержанно улыбнется им, бесследно вымершим и забытым, он — бессмертный путешественник Пастухов, оставшийся в веках.

Я знаю, что ветры никогда не истреплют флаги его мечты!

Ну и вдруг, прозорливо подмигнет всем нам, его неутомимый легендарный спутник — ПЕСЕЦ ПАСТУХОВА.

Использовались материалы «К вершинам. Хроника советского альпинизма» Рототаев П. С.

Источник фото: https://wbkids.ru/article/znakomtes-eto-polyarnaya-lisitsa-ili-pesets